Сельский врач

Всадники вскоре очутились у здания, стоявшего в той части поселка, которая обращена к горной цепи Гранд-Шартрез. В воротах дома, по виду довольно зажиточного, они увидели гроб, покрытый черным сукном и поставленный на два стула, четыре горящих свечи, а рядом табуретку, на ней — медную чашу со святой водой и веткой букса. Каждый, кто входил во двор, преклонял колени перед усопшим, произносил «Отче наш» и окроплял гроб святой водой. Над этим черным покровом зеленели кусты жасмина, посаженного у ворот, по верхней перекладине которых вилась виноградная лоза, уже покрывшаяся листвой. Перед домом девушка подметала землю, повинуясь невольной потребности придавать благолепие любым обрядам, даже самым печальным. Старший сын умершего, парень лет двадцати двух, стоял неподвижно, прислонясь к столбу ворот. Глаза его были полны слез, но не видно было, как они падали, вероятно, он утирал их украдкой. В тот миг, когда Бенаси и Женеста входили во двор, привязав лошадей к тополям, растущим вдоль невысокой каменной ограды, из-за которой они и наблюдали эту сцену, отворилась дверь погреба, и оттуда вышла вдова, а следом какая-то женщина с кувшином молока.

— Крепитесь, бедняжка Пельтье, — говорила женщина.

— Ох, голубушка, ведь тяжело разлучаться с мужем, когда четверть века прожили вместе.

И глаза у вдовы увлажнились слезами.

— А два су вы уплатили? — прибавила она, помолчав, и протянула руку.

— Смотрите-ка, я и забыла, — промолвила ее спутница, отдавая ей монету. — Не горюйте же, соседушка. А вот и господин Бенаси.

— Ну, как, матушка, полегче вам? — спросил доктор.

— Ничего не поделаешь, дорогой господин Бенаси, — сказала вдова, заливаясь слезами, — надо перемогаться. Все твержу себе, что муженек отмучился. Ведь какой он мученик был! Проходите, господа. Жак, подай-ка господам стулья. Да поживей! Все равно не воскресишь отца, хоть целый век там торчи, право. Придется теперь тебе за двоих работать.

— Полно, хозяюшка, оставьте сына в покое, мы сидеть не будем. Сынок позаботится о вас, он достойная замена отца.

— Пойди оденься, Жак! — крикнула вдова. — За ним сейчас придут.

— Ну, прощайте, матушка, — сказал Бенаси.

— Ваша покорная слуга, господа хорошие.