Семь чудес преступления

– У мистера Денхема большой талант, – заявил мой друг несколькими днями позже мистеру Бруку, который согласился принять нас.

Для того чтобы чувствовать себя более комфортно «среди художников», он предложил нам пройти в мастерскую Майкла, которого в этот день там не было. Оуэн сказал, что очень хотел бы посмотреть работы молодого дарования.

Джон Брук оказался седеющим шестидесятилетним мужчиной высокого роста, хорошо сложенным и внушающим уважение. На его лице будто отпечатались следы многочисленных странствий по миру, а в глазах под густыми бровями читался неустанно мятежный дух.

Одет он был элегантно, может быть, с несколько причудливой фантазией в выборе цвета костюма, что-то между охрой и шафраном – цвет, который можно встретить только на живописных полотнах.

– Да, Майкл – большой талант, – одобрил мистер Брук. – Хотя сам он никогда не бывал в Египте, но, кажется, инстинктивно знает тысячи оттенков его цвета. Он также очень хорошо чувствует предмет моих исследований. Это многообещающий художник, мистер Бернс, как вы сами сможете убедиться. А что об этом думает мистер Сток?

В весьма просторной мастерской находилось более двадцати завершенных холстов. Лазурные небеса, песок, пальмы, древние памятники, течение Нила, отраженное всеми оттенками, и надо признать, достаточно успешно. Майкл, бесспорно, обладал чувством цвета.

Я ответил, что полностью разделяю их мнение, особенно подчеркнув все, что касается цвета. Затем Бернс обратился к Джону Бруку с неожиданным вопросом:

– Вы знаете, что странный преступник, о котором в последнее время много говорится в прессе, посылает в полицию сообщения в виде картин?

Мистер Брук нахмурился:

– Да, я читал об этом… Но почему вы задаете этот вопрос мне? Вы думаете, что речь идет о художнике?

– Не обязательно быть художником, чтобы нарисовать кистью цветные буквы, – ответил Оуэн, прочистив горло. – Но совершенно очевидно, что нельзя пренебрегать этим фактом…

– Вы думаете о ком-нибудь конкретном… вроде Майкла?

Хозяин дома говорил просто, без язвительности. Казалось, он и вправду был удивлен. Оуэн ответил ему вопросом:

– Были ли у него причины для совершения целой серии преступлений?

Джон Брук помолчал некоторое время, а затем его лицо осветила улыбка.

– Вы знаете, все художники немного сумасшедшие, особенно в этом возрасте. Молодые люди могут потерять голову из-за самой ничтожной причины. Но, говорю совершенно искренне, я не вижу у Майкла душу убийцы. Он никогда не сможет делать ничего иного, кроме как рисовать картины. Это для него дело чести. И я действительно думаю, что этот мальчик далеко пойдет. В данное время он получает удовольствие только от своей, пока скромной, известности, но я очень надеюсь, что он заслужит славу, соответствующую его таланту, и в самом близком будущем. Когда Майкл завершит эту серию картин, я устрою выставку, достойную его дарования.

– Ваш сын тоже интересуется живописью?

Лицо Брука помрачнело.

– Нет. И вообще, интересуется ли мой сын хоть чем-нибудь? Он – настоящая могила, по крайней мере в отношениях со мной. Но я полагаю, что вы здесь не для того, чтобы говорить о моем сыне?

– Нет, конечно. Но по поводу убийства вашего друга, сэра Томаса, трагическая смерть которого, вы, разумеется, знаете, была частью серии преступлений, о которых мы говорили. И мы узнали, что он, как и вы, был членом клуба Гелиоса…

Джон Брук согласился с этим утверждением и охотно стал рассказывать о клубе и его возникновении. Его рассказ во всем совпадал с повествованием Амели. На наш вопрос, не знает ли он, были ли за это время, кроме сэра Томаса, убиты другие члены его экспедиции, он ответил отрицательно, вспомнив тем не менее судьбу своего несчастного друга Артура Долла. Но три других его компаньона живы и здоровы, как и он сам. А предположение, что убийца сэра Томаса тоже может быть членом клуба, показалось ему крайне маловероятным и даже заставило улыбнуться:

– Как я и говорил вам, создание этого клуба было просто шалостью, капризом, игрой, в которую большие дети играют скорее по привычке. В скобках можно заметить, что эти заседания отнимают у меня массу времени, и я думаю, что скоро мы закончим с ними. Но ответьте, кто сказал вам, что я – президент этого клуба?

– Кто-то, кого вы хорошо знаете, и на кого, честное слово, очень приятно смотреть…

– А-а-а! Все понятно! Это Амели, так ведь?

Получив положительный ответ Оуэна, хозяин дома задумчиво продолжил: