Семь чудес преступления

– И вы даже не замечали предметов, которые держат эти прелестные девушки? Флейту? Лиру? Глобус? Компас? Свитки папируса? Кифару?..

– Несомненно, замечал, но не пытался сопоставлять…

– Господи, – прошептал Оуэн, опускаясь в кресло. – Это невозможно… Сделайте хотя бы вид, что это неправда!.. – Закрыв глаза и запрокинув голову на спинку кресла, он продолжал умирающим голосом: – Как вы можете так поступать со мной, Ахилл? Вы, тот, кто считается моим другом… Не знать Талию… Нет, это слишком! Вы нанесли мне страшный удар! Будьте по крайней мере любезны, принесите мне мое успокоительное, иначе я упаду в обморок… Быстро!

Я исполнил его просьбу без возражений, привыкнув с самого начала нашего знакомства к доведенным до крайности комическим сценам моего друга. С тех пор, как на его жизнь было совершено покушение, исполненное с безупречным вкусом, – гармонично и изящно, Оуэн стал испытывать приступы недомогания, которое в зависимости от того, насколько серьезно он воспринимал то или иное событие, приводило порой к полной потере сознания. Часто этот недуг носил показной характер, но иногда, в особых случаях, одолевал его всерьез, как, например, несколько лет назад, при погребении королевы Виктории. Когда траурный кортеж следовал перед ним, Оуэн рухнул бесформенной массой в самом центре толпы торжественно застывших высокопоставленных чиновников. Когда он пришел в сознание, стоявшие рядом с ним ожидали от него объяснений в соответствии с глубокой скорбью, приличествующей событию, но были сильно удивлены, услышав критику в адрес аранжировщиков траурных венков. Его поразило явное отсутствие гармонии при выборе цветов – настоящая провокация для людей, обладающих хорошим вкусом. Это и стало истинной причиной обморока. Надо ли говорить, как было воспринято подобное объяснение.

Я познакомился с Оуэном при сходных обстоятельствах и, воспользовавшись этим отступлением, открывая скобки, хотел бы поговорить о вашем покорном слуге, который в то время только что оставил родную Южную Африку, чтобы поселиться в метрополии. Обеспеченный хорошим наследством, я был озабочен тем же, чем и Оуэн, хотя, конечно, в меньшей степени. Даже сегодня не знаю, к чему я стремился, но после нескольких бесплодных попыток в различных областях искусства, продвигаясь от меценатства к практической деятельности в определенной сфере, я завершил свои поиски и метания в дирекции предприятия по производству художественной посуды в Веджвуде, который расположился на холмах Котсуолдса, что меня вполне устроило. По долгу службы мне приходилось часто бывать в Лондоне, где на досуге я регулярно встречался с Оуэном, который тогда делил свое время между детективными расследованиями – частными или по срочному заказу из Скотленд-Ярда – и неожиданно приобретенным им ремеслом искусствоведа.

С нашей первой встречи – упомянутого выше зловещего дела, изложенного мною в «Короле беспорядка», прошло около двенадцати лет, и за это время я смог убедиться в необыкновенных дедуктивных способностях Оуэна Бернса. Ему удалось разоблачить убийцу, обладавшего невероятным умением ходить по снегу, не оставляя никаких следов! Это было время, богатое событиями, начиная с трагической англо-бурской войны, запуска первого электрического трамвая и восшествия на престол короля Эдуарда. Было, конечно, и множество расследований, блестяще проведенных моим другом при скромном содействии вашего покорного слуги, который на этом заканчивает свое отступление, закрывая скобки, чтобы вернуться к милой сердцу нашего эстета Талии.

Я принес ему коньяк Фин Шампань, и после нескольких неуверенных глотков Оуэн начал приходить в себя:

– Я вас расспрошу, Ахилл, когда мы с вами увидимся в следующий раз, – сказал он, подходя к камину. – А вы проявите интерес и узнаете все о Талии и ее восьми сестрах, которых зовут Клио, Каллиопа, Мельпомена, Эвтерпа, Терпсихора, Эрато, Полигимния и Урания. Уверен, ваши рабочие из Веджвуда знают их лучше вас, изображая этих богинь на вещах, которые вы продаете. Откровенно говоря, что же вы собой представляете? И куда мы катимся? Образованная чернь и невежественные аристократы? Учтите, я говорю так для вашего же блага…

– За ваше человеколюбие, – ответил я, поднимая свой бокал, прежде чем опустошить его одним глотком.

Оуэн, улыбаясь, повернулся ко мне. Отблески пламени в камине веселыми искорками играли в его глазах.

– Прекрасно, Ахилл, вы снова становитесь самим собой. Теперь мы сможем продолжить нашу интересную беседу. Значит, я говорил, что муза комедии и сельских маскарадов, несомненно, вдохновила нашего художника, потому что он поставил свою зловещую комедию на свежем воздухе, среди первых весенних цветов. Прекрасная интерпретация, тем более замечательная, что наш актер блистал своим отсутствием, хотя его присутствие было официально доказано.

При этих словах он встал, в задумчивости прошелся перед камином, а затем проговорил: