Семь дней страсти

— Мне действительно очень жаль. Она была красивой девушкой. Моя семья нежно помнит о ней и скорбит. Бедная миссис Пелл так страдает, что сегодня утром ни слова не произнесла.

— Красивой, — повторил, качая головой, Камбертсон. — Да уж, она была красивой, Хотя, в конечном счете, Синтия оказалась эгоисткой и ни о чем не думала, кроме своих собственных желаний. Вам известно, что она сделала с этой семьей?

— Я… — Ланкастер не смог придумать подходящего ответа.

Он просто смотрел, как серое лицо Камбертсона наливалось краской.

— Она погубила нас. У нее был шанс вытащить семью из беды, а она вместо этого поддалась дурацким девическим страхам и бросилась с обрыва!

— Она… Что? — Ланкастер вскочил со своего места, ударившись коленкой о стол Камбертсона. — Она… Она бросилась с обрыва?

— Да! Как героиня сентиментального романа. Между прочим, с одного из ваших обрывов.

— Но я думал…

Николас думал, что она умерла от болезни или в результате несчастного случая. Но покончить жизнь самоубийством? Что же, черт возьми, случилось с упрямой молодой девушкой, которую он когда-то знал? Комната поплыла у него перед глазами.

— Почему? — произнес он, наконец.

— У нее были какие-то глупые девические страхи перед мужчиной, за которого она должна была выйти замуж, — бросил Камбертсон.

— Но… — Ланкастер не знал, что сказать, он даже не знал, что думать.

В кабинет шаркающей походкой вошел дворецкий, но Камбертсон продолжил рассказ:

— Наша семья находится в отчаянном положении, и она знала это. Но продолжала вести себя так, словно была любимицей всего Лондона. «Я не выйду за него замуж, и ты не можешь меня заставить», — грубо передразнил голос девушки Камбертсон. — У нас ничего нет, виконт. Здесь нет никого, кроме Юинга, который может в любой момент упасть замертво, и глухонемой горничной, которую никто не возьмет на работу. Я даже не могу позволить себе держать лошадей. Вы знаете, каково это — ехать в церковь в повозке, запряженной мулом? А она все думала, что ей должно быть позволено мечтать в ожидании любви какого-нибудь молодца, семья которого все равно не приняла бы ее. Недальновидность молодости, которая выводит из себя.

— Я не понимаю, — только и смог произнес Николас. Он встретился взглядом с отчимом Синтии. — Вы продали ее за деньги?

— Я договорился о выгодном браке с титулованным джентльменом со значительными средствами. — Камбертсон наклонился вперед, поставив локти на стол. — У нее совершенно не было причин для истерик. Здесь все предельно понятно. Эта девушка не любила, чтобы ей указывали, поэтому сознательно все разрушила.

— Покончив жизнь самоубийством.

— Да.

Ланкастер больше не мог смотреть на него, поэтому отвел взгляд и стал рассматривать комнату, засоренную бумагами и пустыми стаканами. Все было покрыто толстым слоем пыли.

— А я думал, вы в трауре.

— Я действительно в трауре. Мы разорены. Но я, конечно, не желал ей смерти. Конечно, нет.

Не в силах сдержаться, виконт с презрением посмотрел на него.

— Ха! — В смехе Камбертсона не было и намека на веселье. — Вы, наверное, позабыли, каково это — быть простым «мистером», лорд Ланкастер. У людей, которым от рождения не достался такой высокий статус, жизнь нелегка. У нее был долг перед семьей, и она его отказалась выполнять. Поэтому я расстроен, что она умерла, но не стану рвать волосы и скрежетать зубами. Я слишком занят тем, что стараюсь изобрести какой-нибудь способ получить доход. В прошлом году наши овцы сильно пострадали.

Долг перед семьей. Вот это Ланкастер понимал как раз очень хорошо. Но у него в голове застряла одна деталь.

— А что это за титулованный джентльмен, который может предложить «выгодный брак», но неожиданно для себя платит за такую привилегию?

— Там были определенные обстоятельства…

Камбертсон откинулся на спинку и скрестил руки на груди.

Ланкастер прищурил глаза и смотрел, как тот вздернул подбородок, словно готовясь к защите.

— Не более чем слухи. Но этого оказалось достаточно, чтобы немного омрачить его перспективы на брак. Ричмонд уверял меня, что все это неправда.

Ричмонд. Ланкастер уже ничего не слышал, кроме этого имени. Его барабанные перепонки звенели как колокол.

— Нет, — только и смог выдохнуть Николас.

Ему не хватало воздуха в легких, кровь прилила к лицу, обжигая жаром. Эта вспышка словно выжгла его нервы, поэтому он теперь ничего не чувствовал.

Камбертсон что-то еще рассказывал, говорил слова, которые, похоже, не требовали ответа, потому что виконт был не в состоянии ни слушать, ни отвечать.

Ричмонд. Она должна была выйти замуж за Ричмонда.

Неудивительно, что она свела счеты с жизнью. Этот человек был монстром. Ланкастера прошиб холодный пот.

— Ее заставляли выйти замуж за Ричмонда, — Николас сам не узнал своего голоса.

— Заставляли! — усмехнулся Камбертсон. — Заставляли выйти замуж за графа! Черт, да он умер бы лет через десять и оставил бы ее графиней, свободной поступать так, как ей нравится. Вот уж действительно заставляли!

Виконт не мог смотреть ему в глаза. Он понял, что если встретится с ним взглядом, то ударит его, собьет высокомерие с этого подлого лица.