Семь дней творения

— Чтобы дерево выросло, нужно сто лет, а сгореть оно может в считаные минуты…

— Не спорю. Что ты хочешь этим сказать?

— Я перееду в твой дом. Ты сам отвезешь меня туда, Лукас.

— Даже не думай!

— Представь, я не только думаю об этом, я уже решила!

— Я этого не допущу!

— Я еду с тобой, Лукас, и точка.

— Ничего у тебя не выйдет!

— Ты сам мне говорил, что не надо себя недооценивать. Парадокс, конечно, но твои собратья встретят меня с распростертыми объятиями. Научи меня злу, Лукас!

Он долго любовался ее несравненной красотой. Затерянная в безмолвии между двумя мирами, она бесстрашно настаивала на путешествии в неизвестность. Впервые желание пересиливало любые последствия, впервые любовь шла наперекор всему, что она раньше могла вообразить. Лукас тронулся с места и, набирая скорость, устремился в Даунтаун.

* * *

Трясясь от волнения, Блез схватил телефонную трубку и пробормотал, чтобы его соединили с Президентом, вернее, чтобы предупредили, что он скоро будет у него. Он вытер ладони о штаны, вынул из диктофона кассету. Торопливо семеня на коротких ножках по коридору, Блез сильно смахивал на утку. Он постучал в дверь и сразу ввалился в кабинет Президента, который тут же предостерегающе поднял руку.

— Молчи! Я уже знаю!

— Я был прав! — не смог не похвалиться Блез.

— Возможно, — признал Президент надменным тоном.

От восторга Блез даже подпрыгнул и со всей силы ударил кулаком в ладонь.

— Будет вам шах и мат! — ликующе провозгласил он. — Я все правильно рассчитал, Лукас — настоящий гений! Он перевербовал их элиту. Вот это победа! — Сглотнув, Блез продолжил: — Надо немедленно прервать процедуру, но для этого мне необходима ваша подпись.

Люцифер встал и прошелся перед окном.

— Мой бедный Блез, ты так глуп, что я иногда удивляюсь, каким образом ты вообще здесь очутился. Во сколько будет осуществлен наш контракт?

— Взрыв назначен на семнадцать часов ровно, — доложил Блез, трепетно сверившись с часами. Чтобы отменить операцию, так тщательно подготовленную самим Блезом, оставалось сорок две минуты. — Нельзя терять ни секунды, Президент!

— У нас полно времени, мы добьемся победы без малейшего риска. Мы ничего не изменим, кроме одного… — Сатана потер подбородок. — Ровно в пять часов мы вернем их обоих!

— Как на это прореагирует наш противник? — спросил в смятении Блез.

— Случайность есть случайность! Насколько я знаю, неожиданность — не мое изобретение. Готовь им прием, в твоем распоряжении всего сорок минут.

* * *

Перекресток Бродвея и Колумбус-авеню всегда был местом средоточия людского порока: здесь, вдали от чужих взоров, торжествовали наркотики, отчаявшиеся в жизни женщины и мужчины покупали и продавали человеческую плоть. Лукас затормозил перед устьем узкой темной улочки. Под полуразвалившейся лестницей сутенер преподавал молодой проститутке суровый урок с применением грубой кулачной силы.

— Полюбуйся! — начал Лукас. — Перед тобой мой мир, обратная сторона человеческой натуры — та, с которой ты стремишься бороться. Поищи-ка крупицу доброты в этой свалке зловонных нечистот, открой пошире глаза — и ты увидишь гниль, вырождение, насилие в чистом виде. Шлюха, испускающая в твоем присутствии дух, охотно позволяла осквернять себя кому попало, не думала сопротивляться покупавшим ее подонкам. Она подобна самой Земле: еще несколько мгновений жизни, еще несколько ударов — и ее падшая душа отлетит. Вот сущность связывающего нас страшного пари. Ты пожелала, чтобы я научил тебя злу, София? Достаточно одного-единственного урока, чтобы ты постигла его во всей полноте и навсегда себя запятнала. Ступай туда и не вмешивайся! Ты увидишь: ничего не предпринимать — это так просто! Делай, как они, иди своей дорогой, не отвлекаясь на чужое горе. Я подожду тебя на той стороне. Ты придешь туда преображенная. Это переход между двумя мирами, пройдя его, теряешь надежду на возвращение.

София вышла из машины, и Лукас сразу укатил. Она ступила во тьму, каждый шаг давался ей со все большим трудом. Она смотрела вдаль и сопротивлялась изо всех сил. Улочка протянулась в бесконечность, ноги вязли в отбросах, тротуар горбился и зиял гибельными рытвинами.

У закопченной серой стены проститутка Сара безропотно принимала сыплющиеся на нее удары. Рот ее был разбит и обильно кровоточил, лицо заливала черная, как бездна, кровь, голова безвольно моталась, как у китайского болванчика, спина представляла собой сплошную рану, ребра оглушительно трещали под безжалостными ударами. И вдруг она воспрянула, стала сопротивляться. Она уже боролась за то, чтобы не рухнуть, чтобы устоять на ногах, чтобы пинки в живот окончательно не выбили из нее жизнь. От удара кулаком в челюсть она стукнулась затылком о стену, и этот удар отозвался в голове у Софии оглушительным тошнотворным эхом.