Семь дней в июне

Шейн приехал, чтобы признаться и уйти. Влюбляться в нее не входило в его планы.

– Я не могу произнести твое новое имя.

– Почему?

Подыскивая слова, он выговорил:

– Я тоже не могу позволить себе развалиться на части.

Шейн уловил тоненький вздох Евы и увидел, как разошлись ее губы, но не услышал ответа – потому что перед ними уже стояла розовохвостая девчонка. Загораживая солнце. Она махала руками, как будто находилась очень далеко.

Они смотрели на нее растерянно (Ева) и раздраженно (Шейн), вынужденные оторваться от важного момента.

– Приветики! – крикнула она. – Я Ширли. С двумя «и».

– Ни за что бы не догадались, – пробормотал Шейн.

– Вижу, что у вас, ребята, напряженная атмосфера? Я подумала, что вам нужно расслабиться, поэтому я приглашаю вас! Но поторопитесь, мы закрываемся в пятнадцать ноль-ноль.

– Куда? – спросила Ева.

– В «Дом снов». Я привратница. – Розовый Хвостик жестом указала на неприметный городской дом через дорогу. Там была черная дверь с вывеской «Дом снов», написанной белыми печатными буквами. Женщина из корпоративного центра Мидтауна в отрезном платье от Ann Taylor вышла, удовлетворенно зевая.

– Ох-х-х, – вздохнула Ева, повернувшись к Шейну. – Я читала об этом месте на Refinery29. Это арт-инсталляция, которая похожа на детский сад, только для взрослых. Ты приходишь сюда, медитируешь, спишь, отдыхаешь. А потом возвращаешься на работу обновленным.

Шейн был настроен скептически. Двадцать лет назад он ограбил бы всякого спящего идиота в этом доме.

– Безопасно ли дремать рядом с незнакомцами? – спросила Ева, почти читая его мысли.

– У нас серьезные правила, – настаивала Розовый Хвостик. – Итак, «Дом снов» – это звуковое и световое погружение. В комнатах темно, мягкий сиреневый свет, благовония и гипнотическая музыка – слышатся разные тона, в зависимости от того, стои́те вы, сидите или лежите, – пояснила она. – Снаружи – хаос, глобальное потепление, Майк Пенс. Там – мир, искусство, свобода. Это как безопасное психоделическое путешествие!

Кайф без наркотиков? Ева посмотрела на Шейна. Шейн посмотрел на Еву.

* * *

Через десять минут Шейн и Ева оказались в комнате, похожей на утробу матери, и поплыли в неизвестность.

К тому времени «Ширли с двумя “и” Санчес уже выложила фотографию Шейна и Евы с айфона модели Х в группу «Проклятые» с подробным описанием увиденного. В роли координатора мероприятий довольно ограниченной ассоциации «Ведьмы-латиносы» в Квинс-колледже она была большой поклонницей ведьмы из книг Евы, но, давно обитая в Нью-Йорке, она была слишком самонадеянна, чтобы сообщить об этом Еве.

Глава 14. О девушках

– Спэрроу всегда так делает, – причитала Парсли Катцен, которая уже десять минут вещала в обличительном тоне. – Она так хочет пить. Такая старательная.

Одри была не в настроении выносить эту трагедию. Парсли была в состоянии говорить только о Спэрроу Шапиро. И о Ривердейле. А теперь Одри придется сидеть рядом с ней целый час. Как будто содержание под стражей может быть намного хуже.

– Вчера я надела новые ботильоны на платформе, – начала Парсли, – а Спэрроу говорит: «О, я заказала такие же в Urban Outfitters в прошлые выходные». Сучка, нет, не заказывала. Тебе просто нужно алиби на случай, если ты придешь в школу в моем дерьме.

Запрещая себе закатывать глаза, Одри дала самый мягкий ответ, на который была способна:

– Может, она их и купила. Мы все покупаем одни и те же вещи. Смотри, мы обе носим кроссовки Keith Haring Vans.

– Наши вансы вездесущи, – усмехнулась Парсли, которая, как подозревала Одри, не знала, как пишется слово «вездесущи».

«Дело не в том, что Спэрроу украла твои сапоги, – подумала Одри. – Дело в том, что она украла твою вступительную песню на бат-мицве. Можно подумать, у кого-то монополия на песню Old Town Road».

Одри не хотела больше это обсуждать. Ладно еще, что отвлечь Парсли легко.

– У тебя очень красивые брови. Ты сделала микроблейдинг?

– Да! В Bling Brows. Здорово, да?

– Идеально.

Одри подавила зевок.

Парсли завизжала и уставилась на свое отражение в айфоне. Она высунула язык, изобразила знак мира и сделала селфи.

– Я такая милая, ух!

Прекрасно. Теперь Одри могла спокойно хандрить.

Весь день она сдерживала слезы. Но поскольку ее образ в школе был «Сама серьезность», никто из четырех наказанных в Чеширской подготовительной школе ничего не заметил.

Одри могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз она приходила в школу не в духе. Или произносила действительно гадкое ругательство, например, «дерьмо». Или обругала подругу за ее спиной. Никто никогда не знал, что она чувствует на самом деле.

В конце концов, Одри Зора Тони Мерси-Мур была лидером! И в неумелых руках эта власть над обществом могла вдохновить на кликушеские замашки. Поэтому Одри всегда старалась казаться уверенной, спокойной, здравомыслящей. Если выпадал неудачный день, она просто шла домой, рисовала что-нибудь, читала книгу «Будь дерзким! Перестань сомневаться в своем величии и сделай жизнь грандиозной»[93] и обнималась в постели с мамой.