Семь фантастических историй

Все, однако, сходились на том, что для Мортена де Конинка приказ подоспел как раз вовремя. Довольно ему пожинать военные лавры, пора жениться и спокойно зажить в Эльсиноре. Он был тогда обручен с Адриенной Розенстанд — сокол и белая голубица. Она была подруга его сестер, те относились к ней как к собственному своему творенью и наслаждались, сочиняя самую выигрышную оправу для ее редкой красоты. Овладая точным и отработанным вкусом, они не жалели времени, выбирая для нее приданое, будто готовились к собственной свадьбе. На самом-то деле они не так уж жаловали свою хрупкую невестку и между собой горячо сетовали, бывало, что брат выбрал эту провинциалочку, яркую птаху с эльсинорского курятника. Но им бы радоваться, если подумать хорошенько. Робость и будничность Адриенны позволяли им все так же царить в мире отважной фантазии. А как еще выглядели бы сестры сокола, вздумай он, как легко могло статься, ввести в дом молодого орла?

Свадьбу назначили на середину мая, когда так прекрасна земля вокруг Эльсинора. Весь город с нетерпением ждал радостного дня. Но свадьбы никакой не было. Утром жених исчез, и с тех пор его в Эльсиноре не видели. Сестры, обливаясь слезами стыда и горя, принесли новость невесте, та упала без памяти, долго потом лежала больная и так толком и не оправилась. Весь город, казалось, содрогнулся от удара. Никого не соблазняла даже столь редкостная возможность посудачить. То было не чужое разочарование, не чужая беда.

С тех пор до Эльсинора не доходило никаких вестей от самого Мортена де Конинка. Но по истечении нескольких лет о нем начали просачиваться странные слухи. Сперва рассказывали, что он стал пиратом, судьба не редкая для бесприютного капера. Потом — что он участвовал в Американской войне и отличился в боях. Потом прошла молва, что он стал богатым плантатором и рабовладельцем на Антиллах. Но слухи эти никто не подхватывал. Имя его почти не упоминали в Эльсиноре, покуда много лет спустя он не сделался как бы героем волшебной сказки, вроде Синей Бороды или Синдбада-Морехода.

Для семейства де Конинк он после дня свадьбы перестал существовать. Мадам де Конинк не пережила потери сына. Полная жизни, она была тем музыкальным инструментом, со струн которого дети ее срывали чистые, высокие тона. А если не петь, если не звенеть ни вальсом, ни серенадой, ни военным маршем — зачем и существовать инструменту? Смерть была для нее естественней, чем немота.

Для сестер Мортена редкие о нем вести были манной небесной, спасавшей в пустыне от гибели их сердца. Они ею не потчевали родителей и друзей. Но в дистиллированной замкнутости своих комнат они из нее вываривали множество разных блюд. Вот брат возвращается адмиралом иностранного флота — грудь увешана незнаемыми звездами, и заждавшуюся невесту он ведет к алтарю. Или, израненный, с сокрушенным здоровьем, но увенчанный лаврами, он воротится умирать в Эльсинор. Он высадится у мола. Разве не видели это некогда их собственные глаза? Но и столь скудная пища с годами испортилась от горьких приправ. Пришло время, когда им самим стало трудно ее глотать, и они лучше бы умерли с голоду, будь у них выбор. Отнюдь не сделавшись ни славным морским офицером, ни богатым плантатором, их брат был известным пиратом в дальних водах подле Кубы и Тринидада — один из последних представителей этой опасной профессии. Но, преследуемый «Альбионом» и «Триумфом», он погубил свой корабль близ Тринидада и сам едва спасся от гибели. С тех пор он так и сяк пытался заработать на прожитье, и кто-то его видел б Нью-Орлеане бедным и больным. И наконец сестры узнали, что он повешен.

С самого того дня свадьбы Мортена мадам Бек тридцать лет целых молчала о своей ране. Выдумки сестриц она и слушать не хотела, в одно ухо впускала, в другое выпускала. Она была обходительна с брошенной невестой, когда та после болезни опять заявилась в дом. Но сочувствия она к ней особого не питала. В данном случае, как и всегда, она лучше всех в доме разбиралась, что к чему. Хоть сердце ее загодя не учуяло беды, но вещие сны предсказывали горькую правду. Недаром жених с детства завел обычай заявляться к ней и часами просиживать с нею рядышком у нее в комнатенке. Было так и во время торжественных приготовлений к свадьбе. Украдкой подняв глаза в очках от работы, она вглядывалась в его лицо. Часто далеко за полночь просиживая за починкой белья и спускаясь в бельевую, когда раннее летнее солнце еще не подожгло воды Зунда, уж она-то знала кое-что о приходах кой-кого и уходах из дому, неведомых для остального семейства. Что-то там не заладилось у жениха с невестой. Молил ли он Адриенну взять его и не отпускать, чтоб не оставить ему обратного хода? Но что-то не верила мадам Бек, чтоб какая-нибудь девушка могла отринуть моления Мортена. А может, она уступила, да это не помогло? Или она с ужасом наблюдала, как день ото дня он ускользает от нее, и все же не решилась на последнюю жертву?