Семь фунтов брамсельного ветра

— Во-первых, не тыщу, а почти две. А во вторых, ради не одного генерала, а со свитой. Знаешь, сколько у него будет заместителей! А у тех — свои заместители, референты, секретари, курьеры. Охрана… А дворцовские кружки, говорят, растолкают по разным клубам. Ну, их-то, может, и растолкают, а такие коллективы, как наш — куда? Театральный, оркестровый… В субботу все ребята и взрослые работники Дворца хотят пикеты устроить на площади. С плакатами.

— Лючка, я тоже пойду!

— Пойдем.

— И я, — облизав вилку, сказал Лоська.

— Обязательно, — сказала я. — Ты этого генерала сразу перепугаешь, такое чучело. Как ты ухитряешься извозиться за несколько минут? Иди умывайся…

— Ладно. Спасибо за яичницу. И за торт… — Лоська выбрался из-за стола, поддернул штаны и пошел в ванную. Я за ним, чтобы умыть «чучело» собственноручно, а то измажет полотенце.

Лоська не противился, только фыркал. Люка в это время убрала со стола. И сказала, что теперь ей «срочно надо еще в одно место».

— Вечером позвоню. Пока…

Мы с Лоськой остались одни и посмотрели друг на друга.

— Может, погуляем? — спросила я.

— Давай!

— А куда пойдем?

— Может быть, туда… к дереву? — Он слегка затуманился. — Или… это слишком печально для дня рожденья, да?

— Нормально…

И мы пошли на пустырь за сгоревшей табачной фабрикой. Это было довольно далеко, но нам куда спешить? Мы брели по переулкам, где ярко, почти как в мае, вновь цвели одуванчики. Было солнечно, однако совсем не жарко, хорошо так. Говорили о недавнем телесериале про пришельцев (чепуха сплошная, одно и тоже, надоело), о том, что скоро в школу, а неохота; о моих глобусятах, о новом появлении НЛО над деревней Кулябкой, о сбежавшем из цирка трехметровом удаве (жаль, что поймали, не добрался до родины) и ни о чем серьезном.

На пустыре, заваленном кирпичными грудами от разломанных домов было безлюдно, летали бабочки. Мы подошли к вековому полузасохшему тополю. В метре от него среди лопухов можно было разглядеть плоский полуметровый холмик, укрытый дерном. Мы сорвали несколько диких ромашек, положили на холмик. Постояли с полминуты. Лоська потянул меня за рукав:

— Пойдем, покажу…

В двух шагах стояла среди высокой сурепки оставшаяся от давних времен лавочка — доска на двух столбиках.

— Вот… — На краю доски были выжжены кривые буковки: У м к а.

Лоська сел, погладил надпись мизинцем. Я села рядышком… Конечно, это была прежде всего Лоськина печаль. А моя — уже через него. Ведь я-то даже не видела Умку живым. Но все равно… Мы посидели, помолчали. Потом, чтобы ослабить Лоськину грусть, я спросила:

— В последней игре у тебя сколько было противников?

— Много…

— Ну и как? У всех выиграл.

Лоська вздохнул:

— Не… Одна ничья.

Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. Он сразу заулыбался. Осторожненько придвинулся плечом. Но почти тут же встряхнулся, вспомнил:

— Домой пора. Мама придет на обед, скажет: где картошка?

Стеклянные океаны

1

Дома было пусто и солнечно. Сверкал хрустальный глобусенок. Сверкали латунные замочкина футлярах подаренных авторучек. Я вспомнила, что так и не посмотрела: какую ручку преподнес мне дядя Костя. Бессовестная…

…Дядя Костя — наш добрый знакомый. Когда он был в старших классах, занимался математикой с моим дедом, маминым отцом, и часто приходил к нему домой, в квартирку при институтском общежитии. Там и познакомился с девчонкой-дошкольницей Валей. Между ними завязалась вроде бы шутливая, но долгая дружба. Когда дед умер (маме было тогда всего восемь лет), Костя навещал «подружку-дюймовочку», а потом писал ей письма из училища и с разных мест службы. Долгие годы он служил в окраинных областях. А вскоре после того, как погиб папа, дядя Костя перевелся в наш город. Стал заходить в гости и незаметно так опекать нас. Мама даже призналась, что однажды он сделал ей предложение.

— И ты отказалась? — укоризненно спросил Илья. — Старый, да?

Мама объяснила, что дело не в десяти годах разницы и что «Костя, чудесный человек», но она не может забыть Сережу, нашего папу. Дядя Костя больше предложений не делал, но дружить с нами не перестал. По-прежнему заходил «на огонек», занимался с Ильей немецким языком, а меня учил всяким полезным вещам и порой рассказывал интересные случаи из своей жизни.

Был дядя Костя высокий, сутуловатый, с залысинами, похожий (так мне почему-то казалось) на учителя истории. Те, кто не знал, никогда бы не сказали, что он недавний военный, полковник в отставке. Во время афганской войны был дядя Костя командиром горно-стрелкового батальона, вернулся с медалями и орденом Красной звезды. Илюха однажды спросил: за что орден? Дядя Костя пожал плечами:

— Сам не пойму. В героические схватки лишний раз не рвался. Главной задачей считал сохранить своих ребят…

— Всех, наверно, там все равно было не сохранить… — насупленно подал голос Илья.

— В том-то и беда… Непостижимое это дело: только что был живой паренек и вдруг — нет его… Слава Богу, тебе это не грозит.