Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает

Для того чтобы эволюционные представления о сознании в целом и о памяти в частности перешли из умозрительных упражнений в рассказывании историй «по факту» в разряд чего-то большего, мы должны разрешить споры об относительной важности адаптаций, экзаптаций и антревольтов с помощью эмпирических проверок гипотез и предсказаний, порожденных альтернативными позициями. Эмпирическим психологам, к которым отношу себя и я, для выбора между конкурирующими гипотезами нужны, как правило, убедительные доказательства, полученные в ходе контролируемых исследований. Да, у нас нет прямого доступа к эволюционной хронике нашей познавательной способности: в древности не было психологов, способных наблюдать за тем, как вели себя наши предки, и записывать свои отчеты. Но это не исключает строгой проверки эволюционных гипотез.

Психолог из Техасского университета Дэвид Басс и его коллеги недавно устроили весьма полезную дискуссию о том, как может проходить такая проверка[372]

. Они дают тридцать примеров, в которых предсказания, данные с эволюционной точки зрения и основанные на идеях адаптации и естественного отбора, привели к эмпирическим открытиям в том, как ведет себя человек и как он познает мир. Среди таких – природа мужской сексуальной ревности, паттерны убийства в брачных союзах разнополых и однополых пар, чувствительность к предательству, а также охрана партнера как функция репродуктивной ценности женщины.

Когда психологи и биологи хотят проверить, является ли некая черта эволюционной адаптацией, они полагаются на несколько типов доказательств и соображений. Один из критериев – сложная или особая система. Некая характерная особенность организма, скорее всего, будет адаптацией, если ее внутренняя структура настолько сложна, что сводит к минимуму вероятность ее случайного возникновения или же того, будто эта особенность – побочный продукт чего-либо еще. Глаз позвоночных – классический пример сложной системы. Запутанные взаимозависимости его многочисленных частей делают весьма вероятным то, что глаз был спроектирован естественным отбором именно для того, чтобы дать нам возможность видеть, и вероятность того, будто он развился случайно или как побочный продукт, крайне мала. В начале XIX в. теолог Уильям Пейли утверждал, что такая сложная система – знак присутствия Творца, обладающего даром предвидения. Пейли привел сравнение с часовщиком и отметил, что сложное устройство часов, как и устройство живого организма, раскрывает наличие замысла: все создано с целью, и этого не приписать случайному выравниванию разных частей в верном положении. В своей книге «Слепой часовщик» биолог Ричард Докинз упомянул «аргумент часовщика», высказанный Пейли, и, совершив дарвиновский «трюк», отметил, что часовщик ставит себе цель создать часы. Но естественный отбор слеп: у него нет ни цели, ни намерения, ни предвидения[373]

.

Адаптации ведут к успешному репродуктивному циклу. А значит, если определенная черта или особенность одобрена отбором, то мы можем найти доказательства у потомков тех, кто ею обладал. Например, гипотеза о том, что женщины предпочитают высоких мужчин, недавно получила поддержку, когда выяснилось, что у высоких мужчин потомства больше, чем у невысоких. Значит, мужское телосложение отчасти может быть адаптацией, порожденной отбором[374]

.

Действие естественного отбора можно увидеть и в появлении той или иной черты у разных видов. Рассмотрим симметрию тела. Люди и другие организмы различаются по степени отклонения их тел от идеальной лево-правой симметрии. Там, где оценивается привлекательность, оценки тем выше, чем ближе к идеалу симметрия. Кроме того, она – в сравнении с асимметрией – дает преимущества в сексуальном соперничестве самому широкому кругу нечеловеческих видов, в число которых входят насекомые, птицы и приматы. Биологи выяснили, что асимметрия связана с наличием генетических отклонений и с подверженностью вредоносным воздействиям среды, тем же паразитам и загрязняющим веществам. Эти наблюдения, а также явные подтверждения того, что естественный отбор повсеместно благосклонен к особям с выраженной симметрией тел у разных видов, дают основания утверждать, что телесная симметрия – это адаптация, созданная естественным отбором[375]. Да, эта идея принята не всеми учеными – споры о том, как возникают симметрия и асимметрия, ведутся и сейчас, но открытия указывают на действие селективного давления.

Знаком адаптации может быть и наличие «человеческих универсалий»: так антропологи называют черты, присутствующие во всех зарегистрированных культурах. По данным межкультурных исследований, телесную привлекательность ценят и мужчины, и женщины (хотя больше мужчины), и люди разных культур склонны соглашаться в суждениях о привлекательности лица. Привлекательность, в свою очередь, связана с более высоким уровнем физического и психического здоровья, и это повышает вероятность того, что она может быть эволюционной адаптацией[376].