Семь кедровых орешков. Пустышка

 — Придурок из нас двоих ты, потому что до сих пор не признался в своих чувствах девушке, которую любишь.

Дверь в комнату, где разговаривали парни, открылась и послышался голос сестры Веллы.

— Рон, Марк, сестра Мадлен хочет видеть вас. Немедленно.

Парни вышли из комнаты, а девушки все ещё продолжали сидеть у потайного отверстия, поражённые всем услышанным.

— Рон Аверин действительно любит тебя, Ель,  — прошептала Намия. — Это же надо! — протянула с восторгом. — Теперь ежу понятно, что он тебя в покое не оставит. Такие, как он, всегда добиваются своего. Прячься — не прячься, один результат будет. Получит тебя, как пить дать.

— Не получит, Нами, — хмуро отозвалась Еления, отодвигаясь от стены с подслушивающей дырой и вставая. — Он не сможет жениться на мне, а ластаной я не стану. Никогда.

— Очень глупое решение, — Нами встала напротив подруги, уперев руки в бока. — Рональд Аверин — официально признанный сын герцога Аверина, друга императора. Вникаешь? 

Еления хмуро посмотрела на неё. 

— Не вникаешь, — скривилась недовольно Нами. —  Любая пустышка мечтает о том, чтобы ее полюбил высший аристократ и устроил ее в жизни. Ты же как сыр в масле будешь кататься. Рон все сделает для тебя. Это счастливый билет, Ель!

Но Намия не знала, что видела Еления перед мысленным взором. 

Она маленькая, Карл постарше. Оба приникли к щели, которая образовалась между слегка прикрытой дверью и стеной. Мама плакала на кухне, а тетя Грета успокаивала ее.

 — Ильза, не ты первая, не ты последняя, чего убиваться так, не понимаю, — дело житейское, — говорила тетя Грета.

— Люблю я его, — всхлипывала мама. — А он...

— Ну, так и люби, он — мужчина, ещё и видный, бабы сами вешаются на него. Он не виноват.

Мама ещё горше всхлипнула. 

— Не могу так... не могу... — плакала она.— Уже сил никаких нет терпеть...

— А без него можешь? — хмуро и серьезно спросила тетя Грета. 

— И без него не могу, — горько призналась мама.

— Ильза, вот и терпи, — философски резюмировала лучшая подруга мамы, нежно обнимая ее за плечи.

— Убью его! — неожиданно зло прошипел Карл, а маленькая Лена, ничего не понявшая из разговора подруг, удивленно вскинула взгляд на брата. 

— Кого, Карл? 

— Отца. Кого ещё?! Из-за него мать плачет. Ненавижу! Изменяет он ей, Лена, понимаешь?!

Гораздо позже, когда она уже повзрослела на несколько лет,  Лена поняла причину слез матери тогда на кухне и гнев брата. А потом отец погиб на фронте, и мама словно уснула. Жила, работала, ела, спала, ухаживала за ними, но больше никогда не плакала и уже никогда не смеялась. Вечная тоска поселилась в больших красивых глазах, и даже любимые дети не могли ее разогнать.

— Намия, я другой жизни для себя хочу, — твёрдо посмотрела в непонимающие глаза подруги Лена. — Я же понимаю, чего хочет Рон. Теперь уже понимаю. Но такой судьбы для себя не хочу. А другую... не станет он предлагать.

— Да какой такой? — поразилась Намия. — Чего ты не хочешь?

— Делить любимого человека с другой, — серьезно ответила девушка. —  Я не смогу так. 

— Да все так живут, Ель, — пробормотала расстроенная Намия. 

— И что в этом хорошего, Нами? — вдруг подал голос Ник, о котором девушки на время забыли. Мальчик встал рядом с Елей и взял ее за руку, ободряюще пожав. — Если бы Рон жениться хотел — другое дело. А так? Моя мама была ластаной моего отца, высшего аристократа Андриса Йоргуса, который бросил ее, потом самого императора, который тоже бросил ее. Теперь несчастнее моей мамы нет женщины во всей Ровении. Ластаны, как вещи: захотел — взял, захотел — выкинул. Ты хочешь Еле такую судьбу?

Намия упрямо смотрела на этих двоих твердолобых.