Семь лет за колючей проволокой

Работа мне очень нравилась, и я с головой окунулся в режиссуру, тем более что режиссёр-постановщик этой картины — Герберт Морицевич Раппопорт — предоставил мне отличную возможность самостоятельных профессиональных действий. Я выбрал один из эпизодов картины, связанный с активной погоней доблестной милиции за преступниками, сделал режиссёрскую разработку этого эпизода, которую утвердил Раппопорт, и самостоятельно снял свою первую небольшую работу на профессиональной студии, с профессиональными мастерами своего дела. И очень горжусь тем, что именно моя интерпретация и вошла в окончательный вариант фильма.

Меня просто распирала гордость от собственной значимости, и хотелось горы свернуть. Мне казалось, что я уже вырос из режиссёров-стажёров, и когда Глеб Панфилов, снимавший в то время фильм «Прошу слова», предложил мне заменить заболевшего второго режиссёра, я согласился, не раздумывая, чтобы лишний раз приобщиться к любимому делу и понаблюдать за работой великого мастера.

Потом меня приметил Владимир Мотыль, готовившийся снимать фильм «Звезда пленительного счастья». И я горжусь тем, что, во-первых, Владимир Яковлевич предлагал мне роль императора «всея Руси» — Николая I. Которую, к своему огромному сожалению, я не смог сыграть, поскольку был занят на съёмках телефильма «Сержант милиции», а во-вторых, тем, что моё предложение взять на роль молодого Анненкова моего давнего протеже Игоря Косталевского с благодарностью было принято Владимиром Яковлевичем. До сих пор считаю эту роль Игоря одной из самых значительных в его актёрской биографии.

Однако всех этих занятий мне было мало, душа требовала чего-то ещё, и я взялся сочинять собственный киносценарий, который по ходу дела вылился в небольшую киноповесть. Свое первое серьёзное произведение я многозначительно назвал «ДЕНЬ, прожитый завтра…».

Вероятно, во мне что-то назревало и мешало спокойно жить: в этом произведении я пофантазировал о том, что коммунистическая партия в нашей стране развалилась и к власти пришла военная хунта.

Сейчас, обладая знанием того, что в действительности произошло в СССР, мне трудно объяснить, откуда взялась такая необычная тема. Ясно одно: меня как творческого человека, да просто как человека, не устраивало то, что творилось в стране, в которой мне выпало жить.

Две вещи неподвластны человеку — выбор своих родителей и Родины.

В то время я сблизился с тогдашним главным редактором «Ленфильма» — Дмитрием Молдавским и после некоторых колебаний, наверняка интуитивно сознавая, что написанное мною, мягко говоря, не соответствует тогдашним стандартам, тем не менее дал ему прочитать своё творение.

Прочитал он довольно быстро и уже на следующий день предложил встретиться. Молдавский сказал, что киноповесть поразила его настолько, что он почти всю ночь не спал (до сих пор жалею, что не спросил тогда, почему он не спал: из-за того, что его поразил сюжет повести, или из-за того, что обдумывал, когда меня заложить Органам — сразу по прочтении или после разговора со мной?), а потом он произнёс сакраментальную, провидческую фразу:

— Слушай, Виктор, ты либо гений, либо тебя скоро посадят!

Я рассмеялся, услышав такую оценку моего труда, но…

Но через день в снимаемую мною квартиру пришли трое в штатском в сопровождении упитанного капитана милиции.

— Доценко Виктор Николаевич?

— Так точно! — весело ответил я, не понимая причины появления этих «мушкетёров» с нелепо толстым «Портосом» во главе.

— Предъявите ваш паспорт! — не обращая на моё возбуждённо-радостное настроение никакого внимания, попросил капитан.

— Может быть, вы объясните мне цель вашего визита? — С трудом стерев с лица дружелюбную улыбку, я попытался воззвать к правовому сознанию пришедших незнакомцев.

— Паспорт! — рявкнул один из штатских, сверкнув стальной фиксой на правой стороне челюсти. — Или не расслышал? Может, тебе уши прочистить?

— Хорошо, товарищ капитан, я дам вам паспорт, но потом, надеюсь, вы мне объясните цель вашего визита! — даже не взглянув в сторону грубияна в штатском, стараясь сохранить достоинство, ответил я.

Не без труда вспомнив, где он лежит, я протянул паспорт капитану, который внимательно просмотрел его, убедился в наличии штампа временной прописки, после чего выразительно пожал плечами, взглянув на того штатского, что был постарше остальных. Потом я понял, что этим жестом капитан сообщал, что со стороны милиции ко мне нет никаких претензий, а потому предлагал старшему группы в штатском действовать самому.

Тот, не изменив безразличного выражения лица, кивнул своим коллегам:

— Приступайте к обыску!

— К какому обыску?! — удивленно воскликнул я. — На каком основании? Где ордер, подписанный прокурором?

— Вы посмотрите, товарищ майор, уголовник-то пошёл грамотный! — с ехидцей заметил «фиксатый».