Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном

– Однако же этого не случилось, – со вздохом возразила я. – Ведь я же все-таки выслала тебе деньги вовремя.

– Да, разумеется, – ответил Джек высокомерным тоном. – Ну ладно, не будем больше об этом толковать. Все кончилось благополучно, и я уже забыл об этой истории.

– Но я-то не забыла, – заметила я. – Я очень исстрадалась, Джек, уверяю тебя.

– Исстрадалась, – повторил Джек, повернувшись и взглянув мне в лицо. – Да, в самом деле у тебя какой-то измученный и озабоченный вид. Ты даже будто подурнела, Мэгги. По моему мнению, из тебя не выйдет ничего путного, ты будешь дурнушкой. А некрасивые женщины не имеют никакого успеха в обществе, мы, мужчины, в них не влюбляемся. Ты умрешь старой девой, Мэгги, точно! Ну-ну, вот ты и обиделась, что за сердитая физиономия!

Тут Джек покатился со смеху, уверяя меня, что выражение моего лица вызывает в нем неудержимый хохот.

– Право, на тебя стоит посмотреть, Мэгги! – воскликнул он. – Это своего рода представление! Просто «не тронь меня»! Прости, не могу удержаться от смеха! Ну, а теперь у тебя и слезы на глазах… Эх ты, бедняжка, Мэгги! Право, я не хотел тебя обидеть. Давай-ка мириться! Я готов даже поцеловать тебя, если хочешь. – Джек нагнулся и подставил мне свою гладкую щеку. – Да, вот еще что, Мэгги, кстати, я вспомнил, – продолжал он, – сделай одолжение, не выставляй меня таким дураком перед твоими подругами.

– Что ты говоришь, Джек? Я выставляю тебя дураком?

– Ну да! Ты все обнимаешься со мной и устраиваешь разные чувствительные сцены. Я этого терпеть не могу – как-то глупо обниматься и нежничать с родной сестрой. Прошу тебя, чтобы этого больше не было. Я не прочь поцеловать тебя при случае, если ты будешь добра ко мне и когда мы одни, а при посторонних я отказываюсь от этих нежностей.

– Но разве ты запретишь мне целовать тебя, когда мы здороваемся по утрам и прощаемся перед сном, Джек? – спросила я, жестоко оскорбленная в чувстве сестриной любви. – Ах, как ты меня мучаешь, Джек!

– Пожалуй, если уж ты непременно этого желаешь, – ответил Джек. – Только, прошу тебя, не плачь. Это несносно, когда ты распускаешь нюни! И только с условием: по одному поцелую утром и вечером, и баста! Без всяких этих объятий, которые я ненавижу. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, я отлично понимаю, – грустно сказала я, – я готова и вовсе не целовать тебя, если это тебе так неприятно.

– Ну вот, теперь она обижается! Я так и знал, что этим кончится. Выходит, я правду говорил, что ты «бедняжка, не тронь меня»!

– Ах, Джек! – начала я. – Если бы только ты знал…

– Только, пожалуйста, нельзя ли без слез, у тебя их, кажется, неиссякаемый запас! Полно же, приободрись и давай поболтаем. Ведь я же очень рад, что я снова дома и вместе с тобой. Ну, пока мы сейчас здесь одни, я тебя обниму еще раз, чтобы развеселить. Но только один поцелуй, хорошо? Давай-ка поскорее!

Джек обвил мою шею руками, наклонил голову и поцеловал меня во влажную от слез щеку.

– Слушай, Мэгги, да ты вся мокрая! – сказал он, вытирая губы рукавом своей рубашки.

– Джек, – ответила я, – обещаю тебе, что не буду плакать и буду такой, какой ты хочешь, все время, пока ты гостишь дома. И еще раз скажу тебе, что люблю тебя больше всех на свете! Я, конечно, очень люблю и папу, и маму, но тебя я люблю особенно: мы ведь с тобой всегда были большими друзьями и всегда делили все наши горести и радости.

Джек кивнул головой в знак согласия.

– Ах, Джек, мой милый, хороший! – продолжала я и, уцепившись за его рукав, потерлась о него щекой. – Милый Джек, я никогда и ни за что не выйду замуж! Я хочу всегда оставаться твоей единственной сестрой. Мне хотелось бы всю жизнь неразлучно жить с тобой! И даже если ты будешь беден, я стала бы твоей служанкой – чинила бы твою одежду, стряпала бы для тебя и держала твою квартиру чистой, как стеклышко.

– Ради Бога, Мэгги, перестань нести эту высокопарную чушь! Ты рисуешь уж очень непривлекательную картину. Я вовсе не намерен быть бедняком. Ты можешь оставаться старой девой, если хочешь, но я-то не намерен становиться старым холостяком. Я непременно женюсь и, надеюсь, еще совсем молодым человеком. У меня будет красивая белокурая женушка, которая будет совсем не похожа на тебя, потому что ты брюнетка, и я тоже брюнет. Такая жена, как ты, мне вовсе не подходит. Ты слишком плаксива и чересчур порывиста. Я хочу, чтобы моя жена любила меня, но чтобы она не твердила мне об этом ежеминутно. Ну вот, ты уже опять морщишь свой лобик, и глаза начинают наполняться слезами. Ты непременно превратишься в дурнушку, если будешь так часто реветь. Разве я не знаю, что ты меня обожаешь? И ты тоже знаешь, как я люблю тебя, Мэгги. Ты ведь, право, чудесная сестренка!

Я прилагала все возможные усилия, чтобы удержаться от слез и преодолеть нервный спазм в горле. Джек всегда был немного странный. Он никогда не любил, как он говорил, «телячьих нежностей». Я знала это и жалела, что так расчувствовалась. После небольшой паузы я сказала: