Семь печатей тайны (главы из романа)

Оказавшись на верхней палубе, Садков первым делом принялся разыскивать рулевые устройства. Ничего похожего на штурвал обнаружить не удалось. В то же время на корме сохранились обломки двух огромных лопастей, которые должны были, вне всякого сомнения, каким-то образом приводиться в движение. Либо механизмы управления сокрушило безжалостное время, либо этими веслами ворочали вручную десятки моряков. Или рабов. - У вас, морской волк, на физиономии написана озабоченность,- сообщил ротмистр.- Какая кручина одолела? Слишком уж велико было воодушевление - Антон Петрович пропустил мимо ушей издевку, звучавшую в голосе давнишнего соратника и недоброжелателя. Ответил сухо, по-деловому: - Не могу понять устройства этой галоши. Судя по обрубкам, мачты были слишком тонкими и короткими. Стало быть, и парусов было слишком мало для судна таких размеров. Ротмистр недоверчиво поиграл бровями, но спорить не решился: недолюбливая Садкова, он признавал его компетентность во всем, что касалось морского дела. Коли сказал Антон Петрович - значит, так оно и есть... Подумав, Барбашин спросил: - Но ведь корабль вовсе не предназначался для рекордных состязаний. Всего-то и требовалось - построить баржу для перевозки скота, да продержаться на плаву сорок суток. Ничего не отвечая, кавторанг отрицательно покачал головой. Судя по размеру отсеков, две верхние палубы явно предназначались для пассажиров-людей. В среднем ярусе, или, как это названо в Библии, жилье там, возможно, и размещались животные. Что же касается трюма, тот и вовсе годился лишь под хранилище припасов. - Это судно перевозило сотни людей,- произнес он наконец.- И мы, боюсь, никогда не узнаем, какая беда выгнала их в последнее путешествие... Пойдемте наружу, недруг мой. Поглядим, как там наш медиум. Пробираясь обратным курсом, они немного заплутали и забрели в самую сердцевину нижнего "жилья", куда никогда не проникал солнечный свет. Вдоль пересечения палубы с переборкой тянулся мощный слой льда. Садков подумал, что видит воду, замерзшую тысячелетия назад и с тех пор ни разу не таявшую. В его ранце оставался пустой стеклянный сосуд с широким горлышком, и Антон Петрович заполнил склянку крошкой битого льда. Тщательно закупорив бутылку, он надписал на этикетке: "Вода потопа".