Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

В траурных процессиях несли сделанные нарочно для того копии гробницы тела Хусейна. Над головами плыли золочёные купола, венчавшие сооружения из дерева чёрного и сандалового, из слоновой кости и серебра. Сооружения эти сверкали, покрытые слюдой; ибо гробница мученика за веру должна источать сияние. Люди несли стяги из цветного шёлка, вышитого золотыми нитями. У подножия искусно сотворённой копии гробницы клали всё, что могло напоминать о гибели Хусейна: парчовый тюрбан, саблю, кинжал, лук и стрелы, подкову в память о верном коне, погибшем вместе с хозяином.

В особых беседках-имамбарах ставили копии гробницы Хусейна, а вокруг — множество благовонных курильниц, ярко горящих светильников и подносов со сладостями.

С возвышения читал сведущий в вере историю гибели внуков Пророка, а все слушающие восклицали в горе:

   — Йа Хусейн, йа Хасан!.. — и рыдали и ударяли себя руками в грудь...

Затем принялись петь марсии-созы — поминальные плачи. Офонас-Юсуф ожидал, что будет, случится с ним такое. И случилось: он потерял себя, плакал, прикрывая руками лицо, и колотил себя в грудь кулаками что было силы... Пели под звуки ситаров и тамбуров... Когда мужской сильный голос начал петь о гибели Асгара, маленького сына Хусейна, Юсуф впал в экстатическое состояние и рыдал, не прикрывая лица и не отирая слёз. Он в эти мгновения совершенно не помнил, не вспоминал о безвременной смерти своего сына, да и ни о чём из своей жизни не помнил, не вспоминал; но чувствовал и душою и телом, что в его жизни произошло некогда нечто горестное и непоправимое. И это неизбывное чувство накатывало с силой необыкновенной, изливаясь слезами...

Голос поющего пугал и брал в полон властно:

Кровью окрашен твой саван, Асгар.

Губы твои пересохли, Асгар.Нежное тело увяло, Асгар.Увы, таково твоё детство, Асгар!Зачем разметались кудри твои?Зачем ожерелье на шее в крови?Тебя не пробудит голос любви.Увы, таково твоё детство, Асгар!..[124]

Голос взлетал необыкновенно высоко. Душа Юсуфа будто вырывалась из горла вместе с плачем. Он вдруг поднял мокрые глаза и увидел молодое лицо, залитое слезами. Плачущий утирал слёзы белым платком. Юсуф глядел и не узнавал. И лишь много времени спустя сознал, что видел лицо Микаила...

Марсия всё длилась и длилась. Уже прозвучали хвалы Пророку и зятю его Али. Уже прозвучали слова о пустыне и жажде в пути. Уже прозвучали слова, описывающие Хусейна и его спутников. Прозвучали слова о прощании Хусейна с близкими. Прозвучали слова о предках Хусейна, о подвигах и деяниях их, о воинских доблестях их. Прозвучали слова о битве. Прозвучали слова о смерти Хусейна. Прозвучали слова плачей женщин из рода Хусейна о смерти мучеников. Прозвучали слова молитв...

И снова и снова звучали слова марсий...

Когда утро прервало путь ночи,Лицо зари откинуло покров и явилось.Увидел дозорный, как засветилось небо,И позвал друзей, окликая громко:«Ночь завершилась. Хвалите Аллаха!

Вставайте, творите рассветный намаз!»Вот спутники Хусейна встают на молитву:Их лица сияют ярче луны,Их вера и храбрость твёрже земли.Их губы сухи и сверкают глаза...

Женщин мучат дурные предчувствия. Спутники Хусейна молятся, а враги осыпают их смертоносными стрелами. Хусейн прощается с женщинами в шатре. А хранитель стяга Аббас стоит на страже:

И лицо его сверкает, словно молния в ночи.

И меч в руке его сверкает, и щит пылает у плеча.Словно туча над пустыней, чернота его волос.Под шагами задрожит в трепете земля...

Хусейн возносит молитвы над священными одеждами Мухаммада. Хусейн облачается в доспехи.

Женщины и дети терзаются жаждой.

Хусейн во главе своих сподвижников идёт навстречу врагам. Сподвижники его гибнут, и он оплакивает их. Вражеская стрела убивает его сына Асгара, которого он держит на руках. А кругом жар сжигает землю: