Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

   — Сегодня я хочу оставаться один. А вам, тебе и Юсуфу, потребен отдых. И отдай приказание готовиться в далёкий путь. Уже сегодня должны быть отосланы богатые подарки во дворцы султана, его матери и в особенности — Махмуду Гавану. Тебе, мой Хамид-хаджи, известны и прочие сановники, которым должны быть отосланы дары. Не позабудь и самых любимых жён и наложниц султана, царящих в его сердце. Затем отдыхай до завтрашнего утра. Всё оставшееся время сегодняшнего дня я буду поститься, и пусть никто не тревожит меня!..

Последние слова своей речи Микаил произнёс необыкновенно властно. И звучание его голоса Хамид-хаджи и Офонас-Юсуф восприняли как сигнал к большой почтительности. Оба поклонились низкими поклонами и поспешили оставить царевича, исполняя его повеление.

Офонас хотел было идти в город, но понял, что страшится вида помоста для казни. Пошёл в свою постройку при конюшне, попытался заснуть, но не спалось. Во дворце и в обширном дворе суетились, спешили исполнить повеления Хамида-хаджи, готовились отослать дары и уже собирались в далёкий путь. Офонас понимал, что все стараются не шуметь, но его слух невольно изострялся и глаза раскрывались и горели, будто посыпанные песком. Он поднялся, снял крышку с кувшина, умыл лицо и обильно намочил глаза. В зелёной чалме пошёл со двора. Но в воротах остановили Офонаса стражи:

   — Царевич приказал не пускать тебя из дворца, Юсуф. Ступай подальше от ворот.

Офонас покорно отошёл подальше во двор. Бродил меж суетящимися слугами, смотрел, как выводят слонов и лошадей, как нагружают верблюдов. Один из служителей толкнул Офонаса тяжёлым тюком, и Офонас упал. По счастью, голову не ушиб. Встал и поплёлся на поварню. Попросил поесть. Приняли его хорошо и хорошо угостили.

   — Ешь, ешь! — говорил повар. — Велено давать тебе любые кушанья безотказно.

И Офонас, который не знал, чем бы заняться, принялся есть. Ел долго, поглощал рис варёный и жареный, острые пряные яства, плоды, лепёшки... Сделалась тяжесть в желудке, в животе. Взяла тоска. Тут и в сон потянуло. Пошёл, залёг. Уснул крепко. Уже ночью просыпался и снова засыпал.

Утром пришли и рано разбудили его. Слуга передал веление царевича, чтобы Офонас-Юсуф шёл в город.

   — Сегодня будет на что посмотреть! — добавил слуга от себя.

Офонас тотчас вспомнил, что сегодня казнят Мубарака и Дарию. И ведь Офонас видывал Дарию, сидел близко от неё, слышал её пение и глядел на пляску. А Микаил никогда ничего такого не увидит и не услышит, не заговорит с ней, и она не станет плясать для него... Так надобно!..

   — Господин велел мне присоединиться к свите? — спросил Офонас-Юсуф.

   — Нет, — отвечал слуга. — Царевич со свитой уже убыли со двора. А тебе велено идти одному или с кем пожелаешь. А хотя бы и с нами. Мы сейчас сбираемся и идём, иди и ты с нами.

Офонас хотел было поблагодарить и сказать, что идёт один, но тотчас передумал говорить такое. Зачем обижать людей отказом, когда тебя зовут! И он согласился.

Идти среди других людей было хорошо; куда лучше, нежели одному; идёшь среди других, они говорят слова, ты отвечаешь, не думая много. А когда один, мысли в голову бедную лезут, набиваются, мучат тебя...

Но толпа напирающая отъединила Офонаса от его спутников. Он видел издали, как плывут над толпой Дария и Мубарак. Два слона несли на спинах доски, на досках этих были установлены шесты, а привязаны были к шестам Дария и Мубарак. Офонас приподымался на цыпочки, толпа несла его и толкала. Он видел издали, что Мубарак и Дария одеты пышно. Но они уже уплыли далеко, несомые на спинах слоновьих. Впрочем, толпа двигалась в ту же сторону.