Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Теперь он торопился завершить своё писание. Всё путалось в уме, всё надо было вспоминать заново; напирали именования городов, теснились в памяти...

«Из Гулбарги пошёл я в Каллур. В Каллуре родится сердолик, тут его и обделывают, и развозят отсюда по всему свету. А много в Каллуре оружейников. А был я там, может, и пять месяцев, не помню; а пошёл оттуда в Коилконду. А там базар большой. А оттуда пошёл в Гулбаргу, а из Гулбарги к Аланду. А от Аланда пошёл в Амендрие, а из Амендрие — к Нарясу, а из Наряса — в Сури, а из Сури — пошёл к Дабхолу, пристани моря Индийского».

Напряг память. Что ещё видел? Многих людей видел, говорил с ними. Но таких, как Микаил из Рас-Таннура или Мубарак, не видел боле. Несколько раз слыхал о Микаиле, но уже не мог бы его нагнать; да и не хотел; ведь уже простились... А в Каллуре видел, как на секиры да на мечи насаживают алмазы — «сулях микунет» — украшают оружие...

Писал дале:

«Очень большой город Дабхол, съезжаются сюда со всего поморья — и Индийского, и Эфиопского. И тут я, окаянный Афонасие, рабище Бога вышнего, Творца неба и земли, позадумался о вере християнской и о крещении Христовом, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских, и устремился мыслию на Русь пойти. Взошёл в таву и сговорился о плате корабельной — со своей головы до Ормуза града два золотых дал. Отплыл я на корабле из Дабхола града на бесерменский пост, а до Пасхи оставалось, должно быть, три месяца.

А плыл я в таве по морю месяц, должно быть, не видел ничего, одно море кругом. А на другой месяц увидел горы Эфиопские, и все люди на корабле вскричали: «Олло перводигер, Олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти», а по-русски это есть: «Боже, Господи, Боже, Боже вышний, Царь небесный, здесь нам сулил ты погибнуть!»

В той земле Эфиопской были мы пять дней. Божией милостью зла не случилось. Много роздали рису, да перцу, да хлеба эфиопам. И они суда не пограбили».

Не знал Офонас, что добрался до нагорного берега северо-восточной Африки! Плыл он в пору дождей. Ветра и течения сместились, и снесло индийскую таву к югу. А что оно такое — месяц на корабле, на сухарях да на вяленом мясе да на рисе — и всего совсем помалу! И только море, только море кругом.

А плыли ведь в Персидский залив. А выплыли на подходы к морю Красному. Никто на корабле не ждал такого! Перепугались все, и знали, отчего боялись. Было чего опасаться.

Не один век ходили этим морским путём корабли, груженные товарами. Плыли и паломники в Мекку и в Медину.

Эти моря всем взяли, хороши дарьи-воды, ежели бы не ходили здесь по водам разбойники морские. Все знали, что от разбойников нет спасенья, и потому и раскричались в отчаянии. К большому счастью, всё обошлось; раздали на берегу припасы и подарки. Пошли на корабле далее. Офонас слушал теперь страшные истории о разбойниках, как они налетали на корабли, убивали корабелышков, рассекали на части и кидали в море, а купцов грабили, оставляя в одних рубахах нижних. И разбойники скакали на палубе и блистали копьями, саблями и широкими топорами.

* * *

Офонас торопился закончить своё писание. Уже оставалось совсем мало сил. Старался писать скоро, быстро...

«А оттудова же поидох двенадцать дни до Мошьката, и в Мошкате же Великий день взях. И поидох до Гурмыза девять дни, и в Гурмызе бых двадцать дни. Изъ Гурмыза поидох к Лари, и бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи двенадцать дни, а в Ширязи бых семь дни. А изъ Ширяза поидох к Верху пятнадцать, а в Вергу бых десять дни. А из Вергу поидох къ Езъди девять дни, а въ Езди быхъ восемь дни. А изъ Езди поидох къ Спагани пять дни, а въ Спагани шесть дни. А ис Пагани поидох Кашани, а в Кашани бых пять дни. А ис Кошани поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А ис Савы поидох въ Султанию. А ис Султанин поидох до Терьвиза. А ис Тервиза поидохъ в орду Асаибе. В ърде же бых десять дни, ано пути нету никуды. А на турьскавъ послал рати своей сорок тысяч. Ины Севасть взяли, а Тоханъ взяли да и пожьгли. Амасию взяли и много пограбили сел, да пошли на Караманъ, воюючи.

И яз из орды пошёл къ Арцицинц, а из Въцана пошёл есми въ Трепизонъ. И въ Трапизон же приидох на Покровъ святыя Богородица и приснодевыя Мария и бых же въ Трапизони пять дни. И на корабль приидох и сговорихъ о налоне дати золотой от своеа головы до Кафы, а золото есми взял на харчь, а дати в Кафе. А въ Трапизони же ми шубашь да паша много зла ми учиниша, хламъ мой всь к собе взнесли в город на гору, да обыскали всё. А обыскивають грамотъ, что есми пришёл из орды Асанъбега.

Божиею милостью приидохъ до третьаго моря до Чермнаго, а парьсьйскым языкомъ дория Стимъбольскаа. Идох же по морю ветром пять дни и доидох до Вонады, и ту нас стретилъ великый ветръ полунощь и възврати нас къ Трипизону, и стояли есмя въ Платане пятнадцать дни, ветру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветръ нас стречает злы, не дасть намъ по морю ходити.