Семь смертных грехов

— Да замолчи же! Ты, Анджела, еще малявка и о таких вещах не имеешь никакого понятия. И ты, и эти сопляки, с которыми ты после уроков ходишь пить чай. Не удивлюсь, если они думают, что у тебя между ног растут перья. Что с них взять. И вообще, если хочешь знать, для этого дела нужны вовсе не мужчины.

— А что?

— Вот что. — Георгина раскрыла свою шелковую вечернюю сумочку в виде чайника и достала из нее мужской член из розоватого каучука. Помахала им под носом у сестры и прошептала: — Этим пестиком я уже два раза лишила себя невинности… Его зовут Петкутин. После него немножко шла кровь, но зато было так сладко! Я и опять собираюсь… Но ты в этих делах не разбираешься, поэтому лучше просто зашнуруй мне корсет. Опаздываю…

Так болтали сестры Шербан, одной из них было восемь лет, а второй пятнадцать, ее-то и полагалось отвести в театр служанке Домазете, подождать в фойе, когда закончится представление, и после доставить домой, ведь Георгина была барышней весьма знатной.

По пути в театр служанка обратилась к хозяйке:

— Могу ли я, мадемуазель Георгина, кое-что у вас спросить?

— Почему-то сегодня вечером все что-то спрашивают. А я терпеть не могу вопросов… Спрашивай, только поскорее.

— Что происходит там, внутри, в театре, пока я жду вас?

Домазета была двадцатилетней девкой с быстрыми глазами, ленивой грудью и черными волосами, завязанными узлом, в который она для украшения втыкала длинную конфету в муаровом фантике.

— Ты что, никогда не была в театре, Домазета, ну, я имею в виду, ни разу не смотрела никакого спектакля?

— Не была и не смотрела, поэтому и спрашиваю.

— Э-э, театр — это такой дом, в котором каждый вечер умирает один и тот же артист. Иногда он может умереть раз сто.

— Не-ет, мадемуазель Георгина, вы меня обманываете. Такого быть не может!

— Может, потому что и сам театр каждый вечер умирает, причем уже тысячи лет…

Здесь самое время заметить, что мадемуазель Георгина действительно иногда обманывала. Но не служанку Домазету, а свою сестру. Дело в том, что в тот вечер она вовсе не собиралась заниматься любовью, а просто надеялась кое с кем встретиться. У молодого господина, который сидел рядом с ней во время представления, были прекрасные темные волосы, настолько мокрые от пота, что в них можно было разглядеть след гребня из козьего рога, которым он недавно причесался. Георгина видела его не впервые, хотя до сих пор не обменялась с ним ни единым словом. Прежде чем погас свет, он через пот улыбнулся Георгине и протянул ей программку спектакля, которую она забыла купить при входе в зрительный зал. Георгина поблагодарила его и сказала:

— Я заметила, что в театре вы всегда сидите рядом со мной. Как так получается?

— Очень просто. Мой камердинер ждет возле кассы, когда появится ваша служанка, и покупает билет сразу после нее, то есть всегда рядом с вами.

— Ясно. Но зачем?

— Мне нравится именно это место в партере.

— Если оно вам нравится, почему вы тогда потеете? Вы всегда потеете?

— Нет, вообще никогда. Я потею только в театре.

— Неужели артисты так на вас действуют?

— Не артисты.

— А кто же? Артистки?

— Это вы так действуете на меня. Кстати говоря, это вовсе не пот. Это моя сперма, которая проступает изо всех пор, когда я нахожусь рядом с вами.

— Что это такое, сперма?

— Вы не знаете, что такое сперма? Возможно ли?

— Впервые слышу это слово. Звучит как латинское название какой-нибудь болезни.

— Это слово греческое, а не латинское.

— Откуда вы столько всего знаете?

— Я изучаю версификацию.

— Опять вы говорите загадками. Как это переводится с латыни?

— Версификация — это наука о стихосложении.

— Вот как? Звучит учено и очень сложно. Вы хороший специалист в этой вашей области?

— Довольно хороший. Найти лучшего вам будет трудно. Я могу без особого труда объяснить вам все насчет спермы. Но не здесь… Здесь слишком людно…

В этот момент поднялся занавес, и на сцене возникла набережная со стоявшими вдоль моря скамейками.

* * *

— Удивительно, все это, оказывается, происходит в мгновение ока, как какой-то взрыв, — заметила немного позже Георгина. — Готова поспорить, что смерть длится дольше!

После первого действия, когда занавес опустился, зал наполнился гулом голосов и начал медленно зажигаться свет, молодой человек, по-прежнему весь в поту, прошептал Георгине:

— У меня есть предложение. Сейчас начнется антракт. Я живу в особняке напротив театра. В том самом, что в саду, окруженном оградой из металлических копий. Там же и небольшая церковка. Наверняка вы ее заметили, когда шли сюда.

— Да.

— Пойдемте ко мне, выпьем шампанского с инжиром, и я вам все объясню насчет спермы.

— Не могу.

— Почему?

— В фойе ждет служанка, которая должна доставить меня домой. Та самая, которую знает ваш камердинер, как вы сказали.

— Но мы вернемся в театр до начала пятого действия, и после спектакля вы отправитесь домой вместе со служанкой, так же как и прибыли сюда. Она ничего не заметит, потому что мы прокрадемся через вход для артистов, а потом, как я уже говорил, перед началом последнего действия той же дорогой вернемся назад, в театр, и снова займем свои места.

— Все равно не могу.