Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне

После того, как однажды игра была публично проиграна, больше спасать было нечего. Просьбой о перемирии быстро развалились немецкие готовность сражаться и способность сражаться; ведь кто хотел умирать в последнюю минуту и в уже открыто проигранной войне? Когда в конце октября всё еще ожидалось перемирие, в Вильгельмсхафене произошёл известный мятеж военных моряков против приказа выйти в море, который затем перекинулся на Киль и оттуда инициировал революционные процессы во всей Германии. С поражением и капитуляцией это больше никак не было связано. Когда 30 октября на "Тюрингии" и на "Гельголанде" пар вырвался из котлов, то последняя и самая жёсткая нота Вильсона уже была принята, и когда 9 ноября Шайдеманн с балкона рейхстага, а Либкнехт с Берлинского Замка провозгласили республику, конкурируя друг с другом, германская делегация, которая должна была подписать суровые условия перемирия, была уже в пути. Готовый к подписанию документ уже ждал их.

Позже на "Ноябрьскую революцию" (является спорным, заслужила ли она наименование революции) свалили вину за поражение и капитуляцию, и бывший тогда ефрейтором Гитлер, который действительно верил в эту причинную связь, позже свою политику зимой и весной 1945 года нацелил на то, что ноябрь 1918 года не должен никогда повториться с последствиями, о которых ещё все помнили. В действительности ноябрьские волнения совершенно не связаны с поражением Германии в Первой мировой войне. Они были его следствием, не его причиной, и они также не добавили ничего к тому, чтобы ухудшить последствия поражения. Наоборот, можно размышлять о том, не предотвратила ли бы или не изменила ли бы успешная большевистская революция в Германии по русскому образцу эти последствия. По меньшей мере, она привнесла бы в ситуацию совершенно новый элемент и придала бы событиям новый, непредвиденный поворот. Однако для этого в Германии отсутствовали предпосылки.

Вместо этого "ноябрьская революция" облегчила процесс, который был запущен уже прежде и который создал последнюю и самую скверную точку в истории поражения Германии: безмолвное исчезновение ответственных и заглаживание ответственности. Германия и немецкое поражение на протяжении времени с 29 сентября до 11 ноября постоянно сменяли, так сказать, хозяина, поражение спихивалось от одного к другому. Никто не хотел ничего с этим делать. Кайзеровская Германия и её руководители вели себя как преследуемый вор, который при убегании практикует засовывание украденного в карман прохожему.

Когда Людендорф 29 сентября сообщил государственному секретарю фон Хинтце, призванному для этой цели в штаб-квартиру, что он сможет гарантировать удержание фронта ещё только 48 часов и в течение этого срока нуждается в подаче просьбы о перемирии, то хотя Хинтце и был "ошеломлён", однако не преминул посоветовать: просьба о перемирии, сказал он, должна будет в этом случае исходить от парламентского правительства, которое следует образовать для этой цели и для которого он уже подготовил планы. Никакой речи о том, что, например, он сам (или даже Людендорф) должен был бы замарать руки. Таким же образом было дело несколько позже с рейхсканцлером графом Хертлингом: он ни сопротивлялся наглым требованиям Людендорфа, ни был готов принять на себя ответственность за это. Он "попросил и получил свою отставку". Так вот просто.

Вместо этого теперь под началом принца Макса Баденского – либерального критика предшествующей военной политики – было образовано правительство из социал-демократов, левых либералов и левых католиков, то есть исключительно из людей, которых во время войны не подпускали к ответственности. Однако ответственность за поражение и капитуляцию они должны были теперь принять на себя. При этом новому правительству было ещё строго-настрого приказано полностью держать в стороне верховное командование армии: никто не должен был узнать, что просьба о перемирии последовала по их запросу. Бравые социал-демократические и левые буржуазные политики приняли в этом участие, простодушные, лояльные, патриотичные, искренние и готовые "прыгнуть в пролом", пожалуй, ещё несколько польщённые тем, что их неожиданно допустили к управлению! Мысль, что они попадают в ловушку, не пришла никому в голову.