Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Бедный Святослав... Бедный мой мальчик... За что погиб ты?.. Счастье, что судьба забросила меня сюда, в медвежий крымский угол, вдаль от блистательных столиц, от службы, от ежедневных умственных потрясений. Склонность предаваться мечтаниям — вот еще черта российская! — делает человека неспособным понимать суровую действительность. Эта черта всегда сдерживала социальное и политическое развитие общества. И — слава богу!.. Другая черта — неумеренная восторженность русского характера, его склонность поднимать всякое, даже кажущееся убеждение до значения религиозного символа. Прав, тысячу раз прав учитель мой Василий Осипович Ключевский! Отсюда и та ярость, с которой род идет на род, брат на брата, сын на отца — в войне нынешней, гражданской...

Не миновала чаша сия и благословенную Таврию. В симферопольском губернаторском доме расположился исполком. На Привокзальной улице — тюрьма. Приходили меньшевики и большевики, анархисты и татары-курултаевцы, немцы, англичане и французы, опять большевики, снова белые, синие, зеленые. Образовывали и объявляли правительства: ревком, совдеп, курултай, республику Тавриды, крымско-татарское правительство, литовского правоверного католика Сулькевича, белогвардейское — караима Соломона Крыма... И — несть им числа. Но при всех правительствах ни губернаторский дом, ни тюрьма не пустовали (странно: при всех режимах дом оставался правящим учреждением, тюрьма — тюрьмой). Dei gratia — Божьей милостью!.. Аресты, грабежи, погромы. Буйства анархистов, бесчинства контрразведчиков. Белый террор — красная месть. И вот добровольцы с их привычными лозунгами «единой и неделимой», сдобренными пустыми словами об Учредительном собрании, неприкосновенности частной собственности, веротерпимости. На деле — помещики возвращают свои земли, фабриканты — заводы, каратели вешают инакомыслящих. Обыватели развращаются доносами друг на друга. Высокое начальство озабочено устройством своих имуществ, наживается за счет казны и населения. Кто-то занят своей карьерой. Если быть беспристрастным, необходимо отметить в этой связи и Леонида Витальевича Шабеко, дорогого нашего сына, адвоката, который, по слухам, будто бы процветает за границами, ничуть не озаботясь судьбой и положением отца родного. Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать.