Читаем Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья полностью

«...Положение русской армии в Болгарии в случае вооруженного выступления земледельцев будет для нас чрезвычайно затруднительно В этом случае нам необходимо соблюдать полнейший нейтралитет, дабы не вызвать к себе новый взрыв вражды со стороны болгарского народа и иностранных держав, этого же требует наш долг по отношению к гостеприимно принявшей нас стране. При этом положение наше будет значительно облегчено, если болгарская армия в этом вооруженном выступлении окажется на стороне короны. Если же она расколется и в большей своей части окажется на стороне земледельцев, то обстановка для нас сложится значительно тяжелее, но и в этом случае я не вижу оснований отказываться от нашего нейтралитета, так как конец борьбы будет знаменовать возвращение к существующему ныне политическому положениях Только в одном случае обстановка может заставить нас выйти из положения нейтральных зрителей, именно, если это выступление будет организовано земледельцами совместно с коммунистами, так как успех в борьбе, одержанный левыми партиями, при этой группировке сил имел бы первым последствием расправы с нами...»


Резолюция на информации:


«Контакт с «Доктором» разрешить. Принять меры к установлению надежной связи «0135» с «Цветковым».


ИЗ ЦЕНТРА В БЕЛГРАД «0135»


«Встреча с «Цветковым» в Софии, парке «Борисова Градина», вторая скамейка справа от входа, первый, третий понедельник с 17 до 18 часов. По средам — кофейня «Варна» на улице Царя Шишмана, второй столик, справа от входа. Ваши приметы «Цветкову» известны. Пароль: «Ужасно разболелся зуб. Не посоветуете ли хорошего дантиста поблизости?» Отзыв: «У меня брат — дантист. Но я у него никогда не лечился».

Центр».

3

— Как можно так воевать, если у нас первой проваливается разведка! — кричал на Достовалова Кутепов. — Я всегда знал: дерьмо этот ваш Самохвалов! Скот и дерьмо! Ему лошадей чистить!

— Но почему — мой? — обиженно возражал начальник штаба, не желающий идти на обострение отношений.

— Ваш, мой — какая разница! Русский офицер дает вонючим болгарам обыскать свою канцелярию и арестовать тайные документы. Да он обязан был отстреливаться до последнего патрона! Он опозорил мундир! Разжаловать его, предать военно-полевому суду!

— Вероятно, гостиница «Континенталь» не лучшее место ни для обороны, ни для содержания разведывательного архива, — пожал плечами Достовалов. — Очередное свидетельство того, что не лучшие офицеры занимают ответственные посты. Остается надеяться, что Самохвалов успел уничтожить наиболее компрометирующие материалы. Когда это произошло, господин генерал?

— Два дня назад, шестого мая. Два дня! А мы узнаем поздно вечером. При такой связи, дорогой мой...

— Возможно, и нам следует принять какие-то меры безопасности?

— Нам! — Кутепов расхохотался. — Пусть только сунутся, я им покажу кузькину мать!

— Во всяком случае, полагаю, необходимо связаться с главным командованием.

— Все они уже и штаны запачкали. Где этот ротмистр, связист главкома? Бекающий, как баран.

— Сдал документы и уехал. Несколько, я бы сказал, поспешнее, чем обычно.

— Проклятье! Мы опять без связи! — Кутепов в задумчивости левой рукой подкрутил ус, огладил бородку. И с нескрываемым презрением посмотрел на своего начальника штаба. Подумал с неприязнью: «Дрянцо. Таскаю его за собой от Орла. Сколько раз за производство в очередной офицерский чин бился. Столько времени минуло, а он все такой же: хвастливый, пронырливый, мгновенно теряющийся в моменты минимальной опасности...» И спросил грубо: — Что намерены предпринять, генерал?

— Затрудняюсь, — как показалось Кутепову, достаточно резко, даже с вызовом, ответил начальник штаба. — Жду ваших приказаний, господин генерал, — Достовалов встал, щелкнул каблуками.

Кутепов, стиснув зубы, откинулся на спинку кресла. Сказал хмуро:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее