Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Искренне пожалев отца вчера, Ксения думала теперь о нем уже как о постороннем. И не с жалостью — с неподдельным удивлением. Когда он пришел в себя и отоспался, все вернулось на круги своя. И выяснять отношения князь Белопольский принялся первым, несмотря на все нежелание дочери. Он хотел расставить все точки над «i» — таков был новый, непреложный закон его жизни (были ли в ней вообще законы?). Николай Вадимович попытался объяснить, как он нашел Ксению, как узнал, что она подле княгиня Мещерской. «А собственно зачем? — холодно поинтересовалась Ксения. — С какой целью? Ведь наши отношения не давали вам, кажется, права?» — «Я — отец, ты — дочь моя, — безапелляционно ответил он. — И долг твой дочерний...» — «Не надо о взаимных долгах, отец! Я считаю себя свободной...» — «Ни слова более! — воскликнул он с полным и искренним отчаянием. — Ты что же, гонишь меня?» — «Но это вовсе не мой дом, пойми. Я здесь служанка». — «Вечно ты усложняешь Ксения. Побуду два-три дня и...» — «Не может быть и речи! Княгиня Мещерская не потерпит...» — «Мещерская? Вера Кирилловна?.. Да я сам поговорю с ней!» — «Твое дело. Только не рассчитывай, пожалуйста, что я стану тебя представлять ей. И жить с тобой не хочу». — «Спасибо, доченька, за все спасибо, за хлеб-соль... Надеюсь, в этом доме найдется уголок для меня на несколько дней и без твоих усилий. Мир не без добрых людей...»

И Николай Вадимович, конечно, остался. Княгиня Вера, растроганная, по-видимому, его рассказами о последних минутах Николая Николаевича, дала ему комнату. Обитатели дома смотрели на него снизу вверх, как на особого представителя, удостоившегося чести присутствовать при последних минутах великого человека. Его расспрашивали о новых и новых подробностях, соблюдении каждого обряда, о реакции великой княгини и ближайшего окружения. Белопольский совершенно освоился в Русском доме. Большую часть дня и все вечера он проводил в обществе американки. Между ним и Доротеей, несомненно, уже возникли какие-то отношения.

Прошла неделя, другая...

Доротея Пенджет объявила наконец о точном дне своего отъезда.

В канун его, утром, Ксению навестил отец. Она встретила его холодно, сухо. «Будет опять что-то просить», — подумала она с неприязнью.

— Хочу посоветоваться с тобой, — торопливо сказал он. — Дело в том, что Доротея Пенджет предложила мне... — неожиданно голос его пресекся от волнения, — предложила сопровождать ее в Америку, — высказав это, он вздохнул с облегчением. — Как ты думаешь?

— А в качестве кого ты собираешься вояжировать? — спросила она безжалостно.

— Ну... В качестве гостя, вероятно. И — поверь! — для меня это почетное и интересное приглашение.

— Ты ведь хорошо узнал мисс? Где гарантии, что, перевезя тебя через океан, она на следующей же неделе не выдворит тебя из своего дома? Вернее, дома отца.

— Существуют же человеческие обязательства. Приличия, в конце концов.

Ксения рассмеялась:

— Ты знаешь, что в Америке прилично, а что нет? Поражаюсь твоей наивности. Для тебя это не очень характерно.

— Имеешь ли ты право поучать меня?

— Ты же пришел советоваться. Как это благородно: ты подумал о дочери, пришел сказать мне последнее «прости». Огромнейшее тебе спасибо!

— Но... Ты не права, Ксения, — горячо возразил князь. — Сейчас не время сводить счеты, надо вместе подумать...

— Знаешь, я устала от твоей лжи. Бесконечно устала. Мы ведь, в сущности, чужие люди. И не надо лишних слов: все слова, слова... Я не представляю, на что ты надеешься в этой Америке, если мы, русские, не можем приспособиться и к Европе, которую, как нам казалось, знаем. Но — все равно!

— Я бы с удовольствием взял тебя с собой, — Николай Вадимович, которому Ксения не предложила сесть, помялся, но все же опустился на стул, сняв кувшин с водой для умывания и поставив его на пол. — Но это не в моей компетенции, к сожалению.

— Всю жизнь я не в твоей компетенции.

— Я пришел, собственно, попрощаться с тобой.

— Хорошо, что не советоваться. Это уже было. Ты молодец. У тебя счастливая способность осваиваться в любой роли. В Русском доме ты — нуждающийся в помощи и духовной поддержке. Я, дура, беспокоилась: Доротее ничего не стоило турнуть разом двух Белопольских — у нее настроение меняется со скорость ураганного ветра. Но свершилось чудо — ты понравился, а я стала ей не нужна. Но ты не молодой уже человек. К чему эти постоянные игры? К чему какие-то новые идеи, зовущие тебя теперь в Америку? Разумны ли они? Не уверена.

— Если ты скажешь: «Нет, не уезжай», — я останусь подле тебя.

Ксения, думая, как вновь может осложниться ее жизнь, внезапно увидела, что отец вставил передние зубы. Когда это произошло? Она не знала. Может, и давно. Но, замеченное теперь, это пустячное, в сущности, событие озлило ее еще больше: несчастный страдалец никогда не забывает о своей внешности. Для себя он всегда на первом месте!

— Я не скажу так. Счастливого пути. Пусть тебе сопутствует удача. Впрочем, она тебе всегда сопутствовала.

— Спасибо на добром слове, дочка. Я уверен, мы не потеряемся.