Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

— Почту за честь, ваше превосходительство. Хотя мое сообщение, признаюсь, может шокировать кое-кого. Дело в том, что я исхожу из того, что наш любимый вождь — увы! — уже убит. Да-с, господа офицеры, убит. И, вероятней всего, большевиками: он им мешал, был словно кость в горле. Простите за грубое сравнение. Генерал Шатилов любит факты. Я — тоже. Итак, я исследую факт первый. Таинственный человек в пальто и мягкой шляпе идет (или едет) на свидание с элегантной дамой в бежевом манто. Свидание происходит на конспиративной квартире в двенадцатом округе Парижа, где Кутепов неоднократно встречался с нужными ему людьми. Я с трудом узнаю фамилию дамы. Это Людмила Ивановна Победоносцева-Чабан, жена бывшего начальника личного конвоя генерала Шкуро. К удивлению моему — работающего ныне шофером и буквально сорящего деньгами. Сама Людмила Ивановна — кельнерша русского ресторана. Политическая ориентация мужа и жены неизвестна. За несколько дней до исчезновения генерала она, бросив все, неожиданно покинула «Виадук отель», где они жили, и скрылась. Ее видели на парижских улицах лишь в день печального события. Из квартиры в Двенадцатом городском округе она вернулась в отель одна, в расстроенных чувствах — ее хорошо запомнил русский водитель такси. Муж встретил Людмилу Ивановну в дверях и, подвергнув оскорблениям, побил, отнял сумочку и сбежал. Его задержала французская полиция. Сама Людмила Ивановна сумела скрыться и исчезла столь же загадочно, как и наш руководитель. Ее не обнаружили до сих пор. Вероятней всего, убита. У мужа — и это весьма характерно! — нашли извещение, что его ходатайство о зачислении в советское гражданство пока отклонено. Что он, агент Коминтерна?.. Можно лишь гадать, господа, ибо Чабан покончил в камере самоубийством. Возможно, это и убийство, чья-то месть. Мое предположение о смерти Кутепова повело меня на поиски трупа, господа. Я обследовал Македонский лес и один из гаражей парижского предместья, побывал в Марселе и Ницце, в окрестностях Лиона. У меня в досье собраны приметы нескольких предполагаемых похитителей. Тут два блондина немецкого вида, плюс опасный чекист Габслюк — огромного роста и страшной силы, недавно прибывший во Францию...

— Не об этом ли Габслюке высказывался ясновидящий из Польши? «Человек по типу кронштадтского матроса похитил Кутепова, ударив его по голове»?

— Именно, господин Штейфон. Но это не он. Я напал на следы шантажиста Селезнева, бывшего офицера гвардии, выдававшего себя одно время за агента ОГПУ, и некоего безымянного полицейского с бородкой «под Кутепова», которые достаточно «наследили» в этом происшествии.

— Да, если мне не изменяет память, последний оказался сотрудником «Пти журналь», взявшимся доказать, что в Париже, под прикрытием полицейской формы, можно сделать все, что угодно, — Штейфон неожиданно рассмеялся.

— Rira bien qui rira le dernier![62]

— заметил сурово Экк. — Я буду и дальше идти своим путем.

Раздались жидкие аплодисменты.

«Каждый избрал свой путь, — пришел к неожиданному выводу Монкевиц. — И не хочет ни сопровождающих, ни их помощи. Почему? Да потому, что они меньше всего думают о своем исчезнувшем комбатанте и начальнике: каждый из них хочет заработать свой миллион. Вот в чем причина!» Он оглядел собрание словно новыми глазами...

— Круг, однако, не замкнулся, господа генералы, — почему-то с неподобающим торжеством заметил новый начальник РОВСа. — Нам всем необходимо ознакомиться и с исследованиями широкоизвестного журналиста Бурцева.

— О! Вселенский разоблачитель! И великий путаник! Бурцев знает! Бурцев разоблачает! Не надо! Профессионал-разоблачитель?! Он способен лишь все запутать! — раздались негодующие голоса.

— И тем не менее, — решительно встал Миллер и требовательно постучал карандашом по графину. — Каждый волен принимать или отвергать его изыски. Но выслушать и про себя оценить их мы обязаны. Это не займет много времени, полковник Монкевиц подготовил обзор газеты Бурцева «Общее дело». Прошу, полковник.

— Я постараюсь телеграфно, господа генералы, чтобы не очень задерживать вас, — сказал Николай Августович. В руках у него, точно у фокусника, неизвестно откуда появилась пачка одинаковой величины листочков. — Итак, прежде всего Бурцев слетал в Берлин.

— Ого! Берлинская версия! — не скрыл торжества Шатилов.