Семь способов засолки душ

Нике хочется спросить, откуда Рома все это знает — он явно в теме. Но она молчит. Вынимает из кармана телефон, сверяется с картой. Связи почти нет, но они недалеко от берега.

— С «Северным сиянием» тоже был случай на реке, — вдруг вспоминает Рома.

— Ага.

— Они и правда себя сами?..

— Она. На реке она была одна.

Чувствуя на себе пристальный взгляд, Ника смотрит под ноги. По снегу вьется цепочка алых капель, ведет к реке. Ника старается не наступать на капли.

Видит ли их Рома? Раз идет спокойно, значит, нет.

— Скажи, а сейчас в Староалтайске есть секты? — спрашивает он. — Такие, как «Сияние»?

— Не знаю. Я же давно здесь не живу.

— Ну, может, общаешься с кем-то до сих пор? Ничего тебе не говорили?

Ника качает головой. Далеко впереди кто-то ковыляет, но при попытке рассмотреть — неумолимо ускользает, сливается с деревьями. Поэтому Ника разглядывает снег на веточках кустарника, вспоминает, как мама наряжала елку и клала на пластиковые лапы ватку.

— Почему люди шли в секту, как думаешь? — Рома подстраивается под Никин шаг, поглядывает на нее.

Ника пожимает плечами. Почему люди делают то или это? Масса причин.

— Где они жили? Как это вообще происходило?

Рома слишком назойлив, а у Ники на праздное любопытство аллергия. Сколько было таких интересующихся — не счесть, и каждый считал, что уж ему-то она сейчас расскажет все в подробностях. Изольет душу, а потом поплачет на плече, будет о чем написать пост в соцсетке.

— Извини, не надо было лезть, — исправляется Рома, поняв, что отвечать Ника не собирается.

— Да ничего.

— Ты выпила таблетки? Которые в больничке дали.

— Конечно, — врет Ника, попутно вспоминая, вынесла ли мусор. Получится неловко, если мама зайдет в гости и увидит таблетки в ведре.

В черепной коробке будто вращается мелонг, скоблит кость изнутри холодным краем, миксером взбивает мозг. Ника глотает обезболивающее, язык немеет. Говорят, если их пить регулярно и помногу, отказывает печень. Ника прикидывает, как быстро умирают от цирроза. Потом прикидывает, как ледяная вода заполняет нос, глотку, легкие, а после лед медленно окаймляет шею, слоями нарастает на макушке. Ее знобит.

Алейка встречает стылым ветром, дующим в лицо так, что ноют уши. Лед на поверхности искрится, и Ника снова вспоминает сияющую пудру. Другой берег от них в двух сотнях метров, на нем пелена солнечного света и низкий туман. Видна котельная, дальше бетонный забор и причал. То ли это место? Дерево на фото и другой берег похожи. Был ли на нем дом? Заводская стена из красного кирпича? Ива склонилась надо льдом. Снег рядом с ней разрыт до грунта, смешан с землей и вырванной жухлой травой. Во льду у берега прямоугольный вырез, похожий на купель. Он не успел замерзнуть, лишь подернулся ледяной слюдой. Под ней темная и мутная вода.

Куртка у Ромы жужжит. Он неловко лезет в карман, смотрит на экран, морщится, прижимает вибрирующий мобильник к уху:

— Да! — молчит немного. — Алё! — смотрит на экран. — Не ловит нихера…

Он жестом велит Нике подождать. Ника запоздало кивает, но Рома этого уже не видит, он уходит дальше по берегу, изредка поглядывая на телефон и вновь прижимая его к уху.

Когда он отдаляется, Ника внимательно осматривает раскопанный участок, хотя его и до нее наверняка осматривали много раз. Она погружает пальцы в примятый грязный снег у ивы, касается корней. Мелонг все проворачивается в черепной коробке, скоблит кость металлическим краем.

Сколько было снегопадов с момента смерти? Два? Три? Пять? С чего она взяла, что что-то здесь найдет?

Разочарованная, она поднимается, отряхивает перчатки от налипшего снега и оборачивается.

На берегу лежит девушка, босыми ногами к Нике, голова и плечи погружены в воду. Мокрая рубашка облепила талию, сквозь ткань проступает позвоночник. Ступни покрыты грязью, на щиколотке кровь.

Ника щелкает резинкой по запястью, девушка на миг тускнеет, мерцает, идет рябью, как изображение на экране, но не исчезает. Ника включает камеру на телефоне, наводит ее на труп. В телефоне отражаются лишь берег, ива, склонившаяся над рекой.

Как Ника и подозревала, это просто глюки.

Она подходит ближе, присаживается на корточки. Рассматривает погруженные в воду плечи, локти, светлые нити волос, которые свились в воде, сплелись с водорослями.

Девушка вздрагивает, поднимает голову. Волосы облепляют ее лицо. Она распахивает глаз, затянутый молочной пленкой, глядит на Нику.

Ее зовут Надя, эту девушку. Ника когда-то ее знала.

Когда-то, четырнадцать лет назад, Надя легла на этот берег, сунула голову в воду и захлебнулась.

— Привет, — говорит Ника.

Надя открывает рот, но из него не вырывается ни звука, лишь вытекает черное и вязкое, капает на снег. Она щурится в улыбке и по-змеиному соскальзывает в воду целиком. Ника бочком подбирается к краю, склоняется, всматриваясь в донную тьму. Ничего не разобрать.

Нога съезжает по склону в реку, вода льется в ботинок. Потеряв равновесие, Ника садится с размаху на снег. Под воду уходит вторая нога. Ника цепляется за берег, но пальцы только сминают снег. Что-то обхватывает лодыжку, крепко держит, дергает.