Семь способов засолки душ

От надежды в глазах матери Роме делается больно. У него надежды мало, больше вопросов: где, как, кто виноват? Куда пропало тело? Хотя некоторых из тех, кто виноват, Рома и так знает.

— Ты продала шубу?

— Пока нет, просто убрала на балкон. — После секундной паузы мать меняется в лице. — Рома! Даже если бы я и продала, это не твое дело! Моя шуба, хочу — продаю, хочу — вообще выкину. Это просто неприлично…

Рома извиняется — и правда, что это он психует, матери тоже непросто. Мать извинения принимает и наконец замечает, что они не одни.

— Лариса, — представляется Ника и протягивает руку. Мать неловко ее пожимает, представляется тоже. — Кто это? У вас на фото.

— Дочка моя. Пропала в сентябре, ушла в секту.

Ничего себе, какой кошмар, а Рома мне совсем не рассказывал, говорит Лариса-Ника.

— Где вы работаете, Лариса?

— Я редактор газеты в Москве. Приехала сюда к родственникам.

Мать глядит на Ларису-Нику по-другому, заинтересованно.

— Да что вы! Скажите, а ваша газета крупная?

— «Московский комсомолец», — не задумываясь отвечает Лариса-Ника.

Мать явно оценивает «МК» — и правда крупная газета, столько возможностей.

— Скажите, а как у вас в газете разместить заметку о нашей Свете? — спрашивает она уже ласковее. — У нас тут много пропадает в Староалтайске. Даже мой таролог сказала, что дело здесь нечисто, здесь насильственная смерть, а она женщина проверенная, знаете.

Ника кивает, выспрашивает подробности — как будто издевается. В какой-то момент Рома отзывает Нику в сторону.

— Ты чо меня калишь? Отстань от матери, окей?

— Я к ней и не пристаю, просто поддерживаю разговор. Что-то не так?

— Да все не так! Ты могла ей хотя бы представиться нормально, а, Лариса? А не издеваться. Херово ей, ты понимаешь? Не место и не время для твоих приколов.

Ника смотрит ему в глаза как ящерица, не мигая.

— В чем для меня должна быть разница между твоей матерью и остальными? — спрашивает она. — Сегодня я для всех Лариса.

Ритуал, похоже, завершился — зал покидают люди, сонно щурятся. Мать ходит между ними, снова показывает фото, все, с кем она говорит, качают головами. Роме хочется вывести ее скорее, стыд припекает его изнутри — за нее, за себя, что не может успокоить мать. Он забирает у нее файл и показывает его сам. Говорит матери сесть и подождать, но она следует за ним и поясняет, что вот девушка, не видели ее? За ними тенью бродит Ника.

Одна тетка — высокая, в узком пуховике, похожем на трубу, — строго отчитывает мать, грозит ей пальцем, говорит, что матери повезло, что она непосвященная. А то получила бы от Виталия Андреевича, говорит тетка. Ритуалу мешать нельзя.

Мать растерянно приоткрывает рот, говорит, вы понимаете, горе, дочка пропала, ищем. Рома велит тетке следить за языком и отчитывать своих детей, если те еще не убежали, а тетка только рада поскандалить. Ника их слушает, переводя взгляд с тетки на мать, с матери на Рому, с Ромы на тетку. Затем трогает тетку за плечо, отчего та вздрагивает.

— А где найти Виталия Андреевича? — спрашивает Ника.

— Еще одна. Тебе зачем? Там где-то, в зале, сходи сама да посмотри.

Ника с пониманием кивает.

— Обряды вам не очень помогают, да? И не помогут, — она указывает за теткину спину. — За вами же дух ходит. Говорит, вы ему должны.

Тетка оборачивается. За плечом, разумеется, нет никакого духа, лишь посетители и гардеробщицы в поту, с чужими куртками в руках. Но тетка все равно вздрагивает, будто узнала кого-то в той толпе, уходит. Ника безмятежно провожает ее взглядом.

— У отца научилась людей пугать? — спрашивает Рома.

— Вот это было грубо, — Ника поднимает брови. — Я что плохого сделала сейчас?

— Вдруг у нее теперь инфаркт будет?

— Значит, все-таки есть совесть у человека. Почему ты не говорил мне о Свете?

— Потому что это не твое дело.

Ника задумчиво кивает, садится на освободившуюся лавку у раздевалки, закидывает ногу на ногу, что-то читает в телефоне, проматывая страницы пальцем. Зал выпускает все больше людей, они скапливаются у гардероба, как в мембране фильтра, затем выходят в снежный сумрак, бегут дальше по своим делам. Выходит и смуглый человек в костюме шамана, тот самый, со сцены. В жестком искусственном свете он выглядит старше. Заметив Нику и Рому, он спешит к ним, звеня бубенцами, — наверное, тот самый Виталий Андреевич. Рома готовится защищать мать, но шаман обращается к Нике.

— Эй, тебе сюда нельзя. Вставай и уходи отсюда.

— Не «эй», а Лариса Анатольевна, — отзывается Ника, даже не собираясь вставать.

Мать тем временем хватает шамана за рукав, сует ему под нос фото Светки — скажите, вы видели ее, вы видели? Он отмахивается, раздраженно сбрасывает руку, снова пытается выгнать Нику, указывает ей на выход. Ника не шевелится, рассматривает шамана пристально, как рассматривала людей в зале.

— Мне можно куда угодно. А вам задали вопрос, — тихо, но внятно говорит она. Кивает на Светкино фото. — Девушку ищут. Не видели?

Шаман игнорирует вопрос, продолжает Нику выгонять, Рома его оттесняет, вокруг собираются люди. Ника наконец поднимается, застегивает пуховик и все-таки выходит.