Семь столпов мудрости

Днем прибыл ибн Заал, с десятком других вождей из приближенных Ауды. Он поцеловал руку Фейсалу один раз за Ауду и еще один за себя, и, сев позади, объявил, что он пришел от Ауды передать его приветствия и просить приказаний. Фейсал дипломатично сдержал внешние проявления своей радости и с важностью представил его кровным врагам, джази ховейтат. Ибн Заал натянуто приветствовал их. Позже у нас с ним были долгие частные беседы, и мы отпустили его с богатыми подарками, еще более богатыми посулами и личным посланием Фейсала к Ауде о том, что его дух не успокоится, пока он не увидит Ауду лицом к лицу в Веджхе. Ауда имел внушительное, рыцарственное имя, но был для нас неизвестной величиной, и в таком жизненно важном деле, как Акаба, мы не могли позволить себе ошибки. Он должен был прийти, чтобы мы оценили его и оформили наш будущий план непосредственно в его присутствии и с его помощью.

Кроме того, что все события были счастливыми, этот день по существу не отличался от каждого дня Фейсала. Мой дневник разбух от потока новостей. Дороги на Веджх полнились роями посланников, добровольцев и великих шейхов, скачущих, чтобы принести нам присягу на верность. Их постоянное движение было заразительно, и вялые билли стали полезны нам, как никогда. Фейсал заставлял новых сторонников клясться на Коране «ждать, когда он ждет, идти, когда он в походе, не подчиняться ни одному турку, относиться с добром ко всем, кто говорит по-арабски (будь то багдадец, алеппинец, сириец или чистокровный кочевник) и ставить независимость превыше жизни, семьи и благ».

Он также начинал ставить их сразу же друг против друга с враждующими племенами, и улаживать их вражду. Счет прибылей и убытков делился между сторонами, при этом Фейсал модулировал и вступался между ними, и часто покрывал баланс или вносил в него из собственных фондов, чтобы ускорить соглашение. В течение двух лет Фейсал трудился таким образом ежедневно, сводя вместе и выстраивая в естественный порядок бесчисленные крошечные элементы, которые составляли арабское общество, и комбинируя их в своем проекте войны против турок. Ни в одном из районов, через которые мы проходили, не оставалось активной кровной вражды, и Фейсал был для западной Аравии апелляционным судом, последним и непререкаемым.

Он показывал себя достойным этого положения. Никогда он не выносил пристрастного решения или решения столь неприменимого, чтобы оно вело к беспорядку. Ни один араб никогда не оспаривал его суд и не ставил под вопрос его мудрость и осведомленность в делах племен. Терпеливо просеивая сквозь свое сито нашу правоту и неправоту, благодаря своему такту и чудесной памяти, он завоевал авторитет у кочевников от Медины до Дамаска и за их пределами. Он был признан властью, превосходящей племя, замещающей племенных вождей, более сильной, чем соперничество. Арабское движение стало в лучшем смысле национальным, поскольку внутри него все арабы были одним целым, и ради этого частные интересы следовало отложить в сторону; и верховное место в этом движении, по праву заявления и по праву способностей, было честно заслужено человеком, который принял его в те недолгие недели триумфа и долгие месяцы разочарования после того, как Дамаск был освобожден.

Глава ХХХI

Срочные послания от Клейтона ворвались в эту бодрую работу, приказывая подождать в Веджхе два дня и встретить «Нур эль Бахр», египетский патрульный корабль, прибывающий с новостями. Я был нездоров и ждал с еще большей любезностью. Корабль прибыл точно в срок, и высадился Мак-Рури, который дал мне копию длинной телеграммы — инструкции от Джемаль-паши к Фахри в Медине, исходившей от Энвера и немецкого штаба в Константинополе и содержащей приказ немедленно оставить Медину, эвакуировать войска массовым маршем сначала в Хедию, затем в Эль Ала, затем в Тебук и, наконец, в Маан, где будет утверждена новая станция снабжения и окопная позиция.

Это передвижение отлично подошло бы арабам; но наша армия из Египта была обеспокоена перспективой внезапного возникновения на фронте Беершеба двадцати пяти тысяч анатолийских войск с артиллерией много больше обычной. Клейтон в письме сообщал мне, что к этому расширению следует относиться с максимальным вниманием и сделать все возможное, чтобы захватить Медину или разрушить гарнизон, когда они выйдут. Ньюкомб был на передовой, энергично производя разрушение за разрушением, так что вся ответственность пала на меня. Я боялся, что сейчас можно было сделать мало что, так как новостям было уже несколько дней от роду, и эвакуация намечалась сразу же.