Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

На эти слова Филипп Красивый рассмеялся, и смех его был столь многозначителен, что вся его свита вместе с Вильямом Ногарэ предпочла, напротив, затаить дыхание.

-Сделать это не совсем просто,- отсмеявшись, сказал король.- Мы предпочли бы, старик, чтобы ты последовал в то место, где ограждены от остального счастливого мира эти опасные безумцы, если только твоя сила не иссякнет за пределами этого печального места. Скажешь, что слух об этом верен? Сила иссякнет?

-Твое желание, король,- закон для твоего подданного, даже мертвеца,- проговорил старец,- но я подтверждаю правдивость слуха. Однако в моих силах послать тебе в помощь моего ученика, еще полного жизни. Он станет моими глазами. Укажи дорогу, а безумцев я различу сам.

-Дорога, о которой ты спрашиваешь, ведет на Шинон,- неторопливо проговорил король, пристально глядя на старца.

Черный балахон не шелохнулся, когда старец спустя несколько мгновений заговорил снова:

-Значит, король, ты отправляешь мои глаза прямо в самый крепкий застенок Франции, к Великому Магистру Ордена бедных рыцарей Соломонова Храма.

-Ты - самый великий прозорливец из всех, о которых я слышал,- покачал головой король Филипп.- Но прежде я хочу удостовериться в твоем искусстве врачевания.

-Твоя воля, король Франции,- сказал старец.

Король подал знак, и из длинной свиты, хвост которой терялся в белесой пелене, смешавшейся с зимним сумраком, выступили два всадника. Один из всадников вел второго коня на поводу, и на том коне сидел худощавый юноша. Когда они приблизились, я заметил, что на лице юноши застыла болезненная печаль, а глаза его сверкали огнем некой неутолимой страсти.

-О, такое безумие несомненно зовется любовью!- весело проговорил старец.- Стоит ли теперь излечивать славного юношу от болезни, которую каждый доблестный рыцарь должен преодолеть сам, дабы остаться на всю оставшуюся жизнь вполне здоровым?

-Это любовь, перешедшая в безумие,- довольно хмуро отвечал Филипп Красивый.- Я привез к тебе своего любимого пажа, старик. Я желаю, чтобы на его милых щечках вновь заиграл здоровый румянец. Так окажи любезность своему королю, старик.

-Король, твоего верного пажа,- сказал кладбищенский дервиш,- должно быть, мучает его собственная тень?

Король приподнял бровь и коротко взглянул на своего визиря:

-Вильям, ведь действительно так?

-Доблестный дворянин, которого ты видишь перед собою, досточтимый старец,- с напускною, и я бы даже сказал, шутовскою учтивостью обратился Ногарэ к могильному дервишу,- избрал Дамою своего сердца одну весьма знатную госпожу, однако на одном из турниров эта знатная особа предпочла чрезмерное к себе внимание другого рыцаря куртуазной страсти, более высокого ростом и умудренного годами. С того дня у преданного, но юного дворянина помутилась память и повредился рассудок. Он теперь помнит, будто бы коварная, но прелестная особа протянула свою перчатку ему самому, но как бы старшему годами. Хуже того, с наступлением ночи, "старший" двойник начинает мерещиться нашему доблестному рыцарю по темным углам, и он выхватывает свой меч, чтобы сразиться с двойником в честном поединке. Двое стражников Его Величества уже получили ранения. Такова вкратце эта занимательная, однако весьма хлопотная история.

-Добрый человек, благодарю тебя,- с не менее напускною важностью проговорил старец и коротко поклонился.- Твой рассказ значительно облегчит дело исцеления. По правде говоря, оно представляется мне настолько простым, что я предпочел бы передать его моему ученику. Мне кажется, что с недугом своего ровесника он сможет справиться даже лучше, чем я.

Наступило молчание, и я не сразу догадался, что речь пошла обо мне.

-Разве тебе не известно, старец, что ученик не может стать больше своего учителя?- заметил Ногарэ.- Ведь так сказано в Писании.

-Верно,- согласился дервиш.- Однако тень очень часто превышает размеры своего господина. Ныне как раз тот самый случай, и следует им воспользоваться для исцеления больного, раз вы все считаете этого доблестного юношу таковым.

-Кто твой ученик?- коротко вопросил король.

-Мой ученик родом с Кипра,- сказал старец, еще сильнее смутив меня, но однако же и указав мне выход из положения,- и происходит он из очень древней дворянской семьи. Судьба его оказалась, увы, весьма нелегкой и запутанной.

-С Кипра?- усмехнулся король.- С того самого Кипра, где говорят, что девица, не переспавшая с тамплиером, еще не годится в невесты? С того самого Кипра, где матери предупреждают своих отроков словами: "Бойся тамплиерского поцелуя"?

-Ваше Величество, я не помню, чтобы мать говорила мне такие слова в мои отроческие годы,- заговорил я, собравшись с духом.- Честно признаюсь вам, Ваше Величество, что даже не помню никакого Кипра. Ныне я стою здесь, посреди кладбища Невинноубиенных младенцев, и готов во всем исполнять волю Вашего Величества.

-Однако выговор вполне может считаться кипрским или даже палестинским,- заметил королю Вильям Ногарэ.

Король кивнул, и наши взгляды встретились.