Семь цветов радуги (СИ)

— К слову сказать, — продолжал он, глядя на смущенного повара: — почему раньше наш народ больше водку пил, чем вино? У нас делаются лучшие вина в мире, а мы попросту не особенно обращаем на них внимания. Все это мелочь, но и в этом мы должны бороться за культуру. Приветствую вас, Тихон Данилович!

— Прошу отведать! — Растроганный повар поставил на стол бутылку вина без этикетки.

Стеша понимающе улыбнулась, и что-то прошептала на ухо Бабкину. Тот сделал круглые глаза и взглянул на Димку.

Дрожащей рукой разливая вино по бокалам, Тихон Данилович с проникновенным волнением говорил:

— Легкое десертное. Могу признаться, что это вино пользуется особенной любовью наших колхозников.

— Приятное, очень приятное, — смаковал розовое игристое вино инженер. Иголочками так и колет в нос. Я так думаю — крымское, — протянул он. — Не ошибся?

— Ошиблись, очень даже ошиблись. Местное винцо, девичьеполянских зимостойких виноградников. Вот уже четыре года, как осваиваем особый сорт мичуринского винограда. А винцо из первой опытной партии для, как: говорится, внутриколхозного потребления.

…Закончился обед. Вскоре прекратились испытания тракторов, так как Павел Григорьевич приказал испробовать их на другом участке.

Вместе со Стешей Тимофей брел по дороге к Девичьей поляне. Он вел за руль мотоцикл. Не хотелось ехать — слишком коротка дорога до колхоза.

Вадим тоже следовал за ними. Однако ему было страшно неудобно идти вместе с Бабкиным и Стешей. Он чувствовал, что мешает им, а потому и разговор не клеится. Багрецов решил отстать.

Тимофей все еще не мог избавиться от ощущения неловкости, вспоминая, как он поцеловал Стеше руку. Шляпа тогда слетела и покатилась. Бабкину пришлось ее ловить. Может, в этом было спасение? Никто в ту минуту не заметил его растерянного, покрасневшего лица. Только когда он снова надел шляпу, наблюдательная Стеша многое могла прочесть на лице Тимофея.

Удивительнее всего, что за три года их знакомства и большой дружбы они ни разу не признались друг другу в своем чувстве. Сколько писем написал Тимофей девушке! Сколько ответов получил от нее! В письмах было все: и местные новости, и радость от обоюдных успехов, и поздравления с праздниками или днем рождения. В них часто встречались осторожные теплые фразы: «Скучаю без вас, Тимофей Васильевич, — писала Стеша. — Сейчас идет дождь, и мне грустно. Когда ждать вас?» И Тимофей отвечал: «Я очень хочу вас видеть, Стеша. У нас начинается экзаменационная сессия…»

Никто из них не решался первым раскрыть свое чувство: Тимофей из-за скромности, а Стеша больше из гордости. Как может она, девушка, первой сказать ему об этом! Ждали они друг друга вот уже три года, и, пожалуй, никто из друзей как следует этого и не оценил. Впрочем, уж очень молоды были и Стеша и Тимофей, не созрело их робкое чувство.

Однако Вадим совсем другой. Сейчас он думал о поведении Бабкина и с тайным смущением вспоминал прошлое.

Впервые встретив Ольгу, он на другой же день написал посвященные ей стихи: «Ну и что ж, что мне восемнадцать. Встреча с вами сказала мне вновь…» Дальше шли примерно такие же подходящие к данному случаю слова, их уже не помнил Вадим. Конечно, заканчивалось это четверостишие в рифму словом «любовь».

На подобные излияния Тимофей не способен. Он считал, что такими словами, даже если их требует рифма, бросаться нельзя.

Солнце давно перекатилось через зенит и сейчас словно торопилось закончить свой трудовой день. Сквозь легкие облачка оно равнодушно посылало свои нежаркие лучи на песчаную дорогу, по которой спускались Бабкин и Стеша. Как тень, брел за товарищем молчаливый Вадим. Тимофей отдал другу его шляпу и сейчас шел с непокрытой головой, держа за спиной прожженную фуражку. Солнце уже успело выкрасить его лоб и нос будто малиновым вареньем. Малиновый цвет просвечивал даже сквозь щетку стриженых волос.

«Прежде чем сказать о своем настоящем отношении к девушке, надо выяснить ряд совершенно необходимых обстоятельств, — строго и трезво анализировал Бабкин создавшееся положение. — Все может случиться. Возникнет ряд непредвиденных ситуаций, — размышлял он, искоса поглядывая на Стешу и стараясь сохранять на лице маску ледяного равнодушия. — А вдруг она совсем иначе относится ко мне, чем я к ней?» — мелькнула осторожная мысль.

Мотоцикл сползал с горы, словно толкал Тимофея: «Ну говори же, говори…»

Начал Бабкин издалека, нерешительно, будто пробуя, не проломится ли под ним тонкий ледок. Сейчас ему казалось, что действительно он приближается к девушке по хрупкой стеклянной корке. Того гляди, провалишься.

— Был я, по вашему заданию, в институте каучуконосов, — нарочито равнодушно сказал Тимофей, краем глаза наблюдая за Стешей. — Видел новый сорт тау-сагыза. Потом я все подробно расскажу. Кстати, — небрежно заметил он, имя Антошечкиной в институте хорошо известно. Удивительно интересная там работа. Огромные залы. Везде электронные микроскопы… Сами понимаете, на всю страну институт работает.