Семь жизней

Ну да, лет с четырнадцати он мечтал увидеть какую-нибудь одноклассницу голой, лучше всего Кузнецову, отличницу – но Кузнецова досталась не ему, а Лавинскому, был такой одноклассник.

Петров увидел голой другую девчонку: так себе, признаться, вся какая-то из костей.

В армию Петров не попал: зрение минусовое, сердце тоже не мотор – хотя не болело никогда, а вот ведь, помогло откосить.

Всё остальное у него было в порядке.

Он закончил техникум и начал работать согласно полученному диплому.

Не на заводе, как и хотел; да и завода не было уже, работяг унесли воро́ны.

Петрову исполнился четвертной, когда мать посетовала: «Влюбишься ты хоть в кого-нибудь?» – он даже удивился: что за слово, какой в нём смысл.

Влюбиться он не умел.

Мать переехала жить в дом своих деревенских родителей – деда и бабки Петрова, – оставив ему квартиру. Матери, наверное, казалось, что она мешает Петрову привести девчонку: хорошую, с косой, которая останется тут жить – чтоб сделать ремонт в квартире, кормить Петрова, родить.

Вместо девушки появлялись только коты.

С чего именно коты – а не собака или там хорёк, – Петров сам не знал.

У матери никогда никого не водилось, бабка с дедом держали корову, но её зарезали, когда Петров ещё в школу не пошёл, а следом умерли и дед, и бабка, словно их жизнь подпитывалась от коровы, а без неё иссякла.

Второй кот у Петрова был белый, с чёрным пятном во лбу.

Тогда случился последний раз, когда у Петрова в доме, под одним с ним одеялом, заночевала барышня – зашла на минутку, и так удивилась на кота, что осталась.

Кот жил третий день всего, ещё не освоился: Петров подумал, что он приносит удачу – может, правда кого-то надо родить, чтоб мать отстала.

Детей Петров, признаться, не понимал и смысла в них не видел.

Всё одно с подругой ничего не заладилось: утром она устроила невозможный скандал – надо же, знакомы были часов пятнадцать, и тут такое.

Полотенце Петров, вроде бы, подал ей грязное; или открыл дверь в ванную, когда она там плескалась – задвижки же не было.

Никто не вспомнит теперь, как всё случилось – но эта девка вылезла полуголая, бешеная, орала, и всё никак не одевалась – а только орала и орала: что он вообще не мужик, что всё у него не так.

Петров ошалел.

Еле её выпроводил.

Кот подождал пару дней и принялся обживаться. Всё, как прежде: один уголок, другой, полка для обуви, ботинок хозяина.

Пластиковый туалет стоял сухой и ароматный.

Петров как раз собирался дверь покрасить – даже краску купил – и решил кота обмануть.

Макал газеты в его свежие лужи – укладывал ими кошачий туалет, а мокрое место на полу тут же закрашивал: чтоб кот не шёл на прежний запах.

В итоге через неделю вся прихожая была покрашена, кот брезгливо ходил по сухим местам, иногда влезая лапой в свежую краску, и хотя пахло котом только из его собственного туалета, он всё равно выбирал свежевыкрашенное место и там присаживался.

«Идиот» – мрачно решил Петров.

От кота избавила эта истеричная барышня: она явилась как-то, весёлая, во хмелю – так парни обычно являются; но в наши дни всё смешалось, всё спуталось – Петров, к примеру, ещё в техникуме заметил, что многие парни уже не пьянствуют, как пили ещё десять лет назад, и на девок почти не смотрят, спешат домой, дома чем-то занимаются, хотя не очень ясно чем, может, забираются в кокон и висят головой вниз, – короче, он не один такой получился.

Да, пришла эта дура и, ухмыляясь, сказала, что скучает по коту.

Петров сгрёб кота и сунул ей в руки: бери, и валите оба.

Полгода затем не было у него ни девки, ни кота, зато купил себе машину, иностранного производства, не новую, но красивую. Ездила хорошо, быстро, мягко.

Петров открыл как-то капот, посмотрел, ничего не понял, закрыл. Всё равно ведь работала – чего там смотреть. Есть другие люди, которые могут посмотреть.

На этой машине один раз Петров снял плечевую проститутку. Не столько из-за проститутки, сколько из-за машины.

Посидел, поскучал, пока девушка, громко дыша носом, трудилась.

Успел пересчитать, сколько ещё осталось выплат по автомобилю.

Так громко дышала, что перегнулся через неё, сделал радио погромче.

По радио что-то говорили про войну: где-то снова воевали, кто-то погибал.

А Петров даже не стрелял ни разу. И желания не было.

Кота он больше не собирался заводить – хватит.

Но запах отчасти выветрился, а рыжий явился сам.

Петров открыл дверь – кот сидит.

Обошёл его и – на работу.

Вернулся – кот всё там же сидит.

У соседей такого кота не было: значит, сам явился и определил свой дом.

Петров открыл дверь – кот спокойно зашёл.

И лёг спать тут же – в какой-то человеческой, расхлябанной, даже развратной позе.

Петров через десять минут вернулся в прихожую посмотреть: отчего-то показалось, что кот сдох – и лежит мёртвый.

Нет, он был замечательно живой: одним глазом посмотрел на Петрова и даже не спрятал яйца свои рыжие.

Те, два предыдущих, хоть какие-то признаки человечности проявляли – этот вообще на Петрова внимания не обращал. Съедал положенное, царапался: гулять.

Петров наблюдал кота в окошко и однажды понял, что кот – его полная противоположность.