Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

— Фирменное блюдо ресторана «Собачий холод»! — похвалил Бармин, энергично работая челюстями. — Ешь, Волосан, за всё заплачено. И не смотри на меня скорбными глазами, гипоксированный ты элемент!

— Какой элемент? — спросил Филатов.

— Что у тебя было в школе по химии? — поинтересовался Гаранин.

— Тройка с курицей, — ответил за Филатова Бармин и пояснил: — Веня долго кудахтал, пока не выпросил у учителя тройку. Оксиген, детка, это кислород. Его-то Волосану и не хватает, оттого он и молчаливый, слова из него не вытянешь. И ты, Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу, как я это узнал?

— Ну?

— Ты тоже перестал лаять.

— Это ты зря, док, — вступился за товарища Дугин. — Часа не прошло, как он меня в самолёте облаял, Волосан подтвердит.

Услышав свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету, встрепенулся было, но в игру не вступил.

— Эх, Волосан, Волосан! — с сочувствием проговорил Бармин. — Где твой гордо поднятый хвост?! Ты ведь теперь восточник, первый пёс на Востоке, понял? Автографы будешь раздавать!

— Погаси лампу, Веня, — сказал Гаранин. — Угорим.

— Да, таким теплом баловаться не стоит, — поддержал Семёнов. — Сгорание здесь плохое, от газа одуреем… А Волосана давайте-ка сунем в спальный мешок, пусть вздремнёт, пока мы наводим порядок. Так, ребятки. Вы втроём пойдёте к дизелям, а мы с Андреем Иванычем займёмся рацией. Сколько времени тебе понадобится, Женя?

— Сначала отогреем дизеля, это раз, — начал Дугин. — Подготовим ёмкости для охлаждения — два, подключим аккумуляторы для стартёрного запуска — три… Ну, часа два, два с половиной.

— Не забыл восточное хозяйство? — улыбнулся Семёнов.

— С закрытыми глазами, Николаич!

— Тогда командуй, тебе и карты в руки.

Дугин встал.

— Пошли, братва.

— Док, — обратился к Бармину Филатов. — Тут по твоей медицинской части… поможешь?

— Что?

— Лампы и аккумуляторы нужно перетащить в дизельную, полы подмести.

— Это мы запросто, это мы в ординатуре проходили. — Бармин важно кивнул. — Веник вульгарис!

Радиостанция — приёмник и передатчик — была смонтирована в двух металлических шкафах-стойках и состояла из нескольких блоков. Эти блоки в несколько десятков килограммов каждый предстояло вытащить и уложить в спальные мешки.

— Весь смысл в том, чтобы отходили они постепенно, — сказал Семёнов. — Без большого перепада температур.

Работали медленно, подолгу отдыхая.

— В дизельной сейчас тепло, — позавидовал Гаранин. — Авиационная подогревальная лампа, небось, в несколько минут всю стужу оттуда вытеснила.

— Я Сашу предупредил, чтобы не забывал проветривать, — отозвался Семёнов. — Так что вряд ли у них намного теплее, чем у нас. Деликатнее, дружок, блок питания!

Уложили, закутали в спальный мешок, снова уселись отдыхать. Помолчали, налаживая дыхание.

— Вот и согрелись немножко, — улыбнулся Семёнов. — Амундсен сказал, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, — это холод. И согревался работой.

— К Южному полюсу он добирался на собаках, — напомнил Гаранин, — и подъём на купол происходил постепенно. В этом всё дело — постепенно! Поэтому Амундсен и его товарищи не очень страдали от кислородного голодания.

— Как наши ребята в санно-гусеничном походе, — кивнул Семёнов.

— В первые дни на Востоке у меня всегда возникает комплекс неполноценности. Я кажусь себе старым и дряхлым…

— Но потом, — подхватил Семёнов, — ты видишь, что юный Филатов — такой же гипоксированный элемент, и тебе становится легче. Так, что ли?

Гаранин засмеялся.

— Не по-христиански, но именно так.

— Я тоже самому себе противен, — признался Семёнов. — Ну, сколько этот блок весит, килограммов сорок? А руки до сих пор дрожат.

— Похныкали друг другу в жилетку, и вроде полегчало. — Гаранин встал. — Ну, давай.

За полчаса работы сняли и запаковали в мешки четыре блока передатчика.

— Остаётся «Русалка». — Семёнов с нежностью погладил приёмник. — Потерпи, подружка, скоро тоже погреешься.

— Твой-то приёмник где? — спохватился Гаранин. — Послушаем, как в Мирном люди живут, — в порядке культурного отдыха?

Семёнов принёс из холла чемодан, достал небольшой приёмник на батарейном питании и настроился на Мирный. Пошла морзянка.

— С Беловым работают. — Семёнов прислушался и предупредительно поднял руку. — Тише…

Он замолчал и прильнул к приёмнику.

— В Мирном начинается пурга. Видимость резко ухудшилась…

— Ну? — Гаранин придвинулся.

— На Молодёжной второй день метёт, видимость ноль, — не отрываясь от приёмника, расшифровывал морзянку Семёнов. — Белова может принять австралийская станция Моусон… Это запасной вариант… Белов решил пробиваться в Мирный…

— Идут, выключай, — сказал Гаранин. — Ребятам пока рассказывать на стоит.

Семёнов выключил приёмник. Из кают-компании послышались голоса.

— На место, «Русалочка». — Семёнов с натугой вытащил блок рабочих каскадов.

В радиорубку быстро вошли Бармин и Дугин. Они тяжело дышали. Дугин сдвинул подшлемник на подбородок, снял рукавицы, сгрёб со стола иней и протёр сухие губы.

— Что случилось? — спросил Семёнов, сдерживая неожиданно возникшее чувство тревоги.

— Беда, Николаич, — выдохнул Дугин.

— Филатов? — Семёнов похолодел. — Где он?