Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

— Никогда! — пылко возражаю я. — За исключением случаев, когда он играет воспитательную роль, делает битого лучше, отзывчивее, морально устойчивее.

— Точно! — подтверждает Хуссейн. — Я им покажу, как от человека жену уводить!

— Кроме того, — развиваю я свою мысль, — можно и нужно бить лихачей на трассах, это помогает им глубже усвоить правила техники безопасности. Или обратите внимание на Гвоздя. Я не слышу, что он лепечет, но уверен, что объясняется в любви туристке в очках. Бьюсь об заклад, он видит ее впервые в жизни, но его так волнует ее принадлежность к женскому полу, что он…

— Максим, — внушительно говорит мама, — к женскому полу принадлежим и мы с Надей. Не придирайся к Степе, он добрый и хороший мальчик. Если бы ты ему не мешал, он бы уже давно женился.

— Безусловно, — соглашаюсь я, — и не один раз. Потому-то время от времени его нужно спасать.

Я подхожу к столику, за которым пьют кофе Олег и Осман, и даю им указания. Романы у Гвоздя развиваются со сверхъестественной быстротой: едва успев познакомиться, он уже готов создавать прочную семью и выполнять супружеские обязанности, а потом мне приходится убеждать приходящих на станцию туристок, что Гвоздь человек недееспособный и за свои обещания не отвечает, это у него осложнение после гриппа.

Олег и Осман подхватывают Гвоздя под мышки и вытаскивают на свежий воздух — протереть личико снегом, а к нам, широко улыбаясь, продвигается Гулиев, директор «Актау» и мой почти всегда верный друг. Когда у его брата в соседнем селении лавиной снесло дом и засыпало корову, я быстро и без волокиты выдал справку для Госстраха, и с тех пор Гулиев при встречах ласково похлопывает меня по диафрагме (он невысок, по диафрагме ему удобнее), по моим звонкам устраивает двух-трех туристов в сезон и дает маме отгулы в удобное для нее время. Но стоит появиться Мурату Хаджиеву, его непосредственному начальству, как Гулиев перестает меня замечать, а если я продолжаю нагло торчать на виду, ледяным голосом роняет: «Уваров, я занят, приходите в приемные часы».

Но сейчас Мурата в пределах видимости нет — и я любим: «Максим», «дорогой» и «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Сегодня я для Гулиева — мероприятие, строка в отчете о культурно-просветительной работе, и он светится дружелюбием. Однако Хуссейн смотрит на него волком (директор при виде Мариам шалеет и забегает в бар значительно чаще, чем требуют его обязанности), и Гулиев переходит к делу. Кинозал уже полон, пора выступать. Он просит учесть, что лекцию будут слушать уважаемые люди, от которых многое зависит, и мне следует помнить, что репутация гостиницы… честь… достоинство… Кончив молоть эту чепуху, Гулиев за руку, будто я Иосиф Кобзон, выводит меня на сцену, дожидается окончания шквала аплодисментов (это злодействуют Олег, Осман и Гвоздь, я им это припомню) и вдохновенно декламирует:

— Разрешите вам представить нашего уважаемого лектора! Начальника местной лавинной службы! Мастера спорта международного класса по горным лыжам и альпинизму! (Вранье, на международный класс я не вытянул.) Снежного барса! (Опять вранье, у меня за душой два семитысячника, а не четыре, как требуется для барса.) Ученика выдающегося ученого и друга Кушкола профессора Оболенского, известного охотника за лавинами товарища… (длинная пауза, теперь бы в самый раз забыть мою фамилию — нет, все-таки вспомнил) Уварова Максима Васильевича! Прошу!

Олег, Осман и Гвоздь зверски бьют в ладоши, кто-то из них орет «бис» — и лекция начинается. Я рассказываю о лавинах, каких разновидностей они бывают и какое действие производят, а мама сопровождает лекцию слайдами. Они очень эффектны, мне подарил их в Инсбруке лавинщик Ганс Шредер, и публика с интересом разглядывает пейзажи австрийских и швейцарских Альп. Понемногу ее внимание обостряется, так как на последующих слайдах эти пейзажи сняты после того, как сошли лавины. Вот станция Делас: в ночь на 12 января 1954 года лавина сорвала с рельсов стотонный паровоз и швырнула его в здание вокзала; а вот лавина в долине Грос-Вальзер, похоронившая целую деревню; другая лавина, полностью разрушившая альпийскую гостиницу «Боденхауз»; вертолет, с которого ведутся спасательные работы…

Слайды впечатляющие, да и подробности я привожу драматические, но публика больше смотрит, чем слушает: Альпы — это далеко, а человек так устроен, что по-настоящему его трогает лишь то, что лично его касается. Поэтому атмосфера поначалу такая, словно на экране «Клуб кинопутешественников»: в зале сидят человек двести, они приехали сюда получить удовольствие и уверены, что главный их враг не какие-нибудь мифические лавины, а лавинщики, которые могут закрыть трассы. Ничего, я знаю, как нужно обращаться с этой публикой, скоро вы у меня, ребята, притихнете.