Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

Включив фонарики, мы идем осматривать наши тылы. Между шоссе и опушкой леса, которым поросли южные склоны Бектау, метров триста, и зенитка находится примерно посредине. Снега на южных склонах мало, но они крутые — на верхотуру и за час не заберешься, а сосновый лес — далеко не всегда лучшая защита от воздушной волны: если она достаточно сильна, от леса лучше держаться подальше. И от открытого места — тоже, так что выбор, как видите, у нас широкий. То, что на нашей памяти и по утверждениям старожилов одиннадцатая этот лес не уничтожала, еще ничего не доказывает: Юрий Станиславович учил слепо статистике не доверять, «так как в ней не отражено поведение лавин в древние и даже средние века». Что ж, будем надеяться, что одиннадцатая не сорвется, а если же это случится, то нам остается уповать на удачу. Все-таки лучше всего — это попытаться добежать до опушки. На будущее, мечтаю я, хорошо бы соорудить здесь что-нибудь вроде бетонного дота, с автономным обеспечением на сутки-другие…

Я отправляю Васю к бульдозеристам, которые ползают взад-вперед по шоссе, — пусть кончают работу и уходят в Кушкол.

Леонид Иваныч начинает колдовать над зениткой, я слышу, как он переговаривается с наводчиком: «угол 3-89… прицел 24–18…» Для меня это филькина грамота, но Леонид Иваныч — ас, он стрелял по «тиграм» тогда, когда времени для расчетов у него было куда меньше, чем сейчас. Его ребята выносят из вездехода и подтаскивают к зениткам пяток снарядов с ярко-желтыми гильзами, вряд ли нам столько пригодится, склоны слишком напряжены. У нас есть все: артиллеристы и орудие, снаряды и координаты, теперь нам нужно лишь одно — немножко удачи. На прощанье мама всегда желает мне удачи, но — коротко, без обильных словоизлияний, которыми ничего не стоит удачу спугнуть.

Из-за поворота доносится гул моторов, Вася размахивает руками — что такое? Я бегу к шоссе. Один за другим через «Чертов мост» переползают четыре автобуса, битком набитые туристами. В кабине первого автобуса рядом с водителем сидит Бычков, директор «Бектау», которому надлежит принять и разместить эту ораву. Я приветливо машу ему рукой и желаю спокойной ночи. Он открывает и закрывает рот, я не слышу, о чем он говорит, но догадываюсь, что не о любви и дружбе. Чтобы я на сей счет не заблуждался, Бычков опускает стекло, высовывает голову и от души высказывается. Я прошу его передать сердечный привет семье и приказать водителям не возвращаться в Кушкол, так как скоро будем стрелять. Бычков выражает пожелание, чтобы первым же снарядом меня разорвало на части, и мы дружески расстаемся. Подобные пожелания достаются мне и от туристов — узнали, собаки, кому обязаны раскладушками. Интересно, как Мурату удалось так быстро сработать?

Автобусы, рыча, идут на подъем, за которым гостиница «Бектау», и мы с Васей возвращаемся назад. Вася румян и весел, для него все происходящее — забавная игра, а то, что ставки в ней достаточно высоки, его ничуть не волнует. Я уже второй сезон присматриваюсь к нему, из Васи можно сделать отличнейшего лавинщика, если научить его с уважением относиться к собственной жизни. Скажем, мы потеряем бдительность — и завтра Гвоздь женится, кем тогда его заменить? Хотя нет, этого негодяя я слишком люблю, мне его никто не заменит.

Я запускаю зеленую ракету. Когда Мурат сочтет возможным, он ответит мне такой же.

В течение десятка секунд, пока в заснеженном небе рассыпаются огни, мы смутно различаем вдали исполненные враждебности склоны Актау. Они чудовищно разбухли, от их вида по спине бегут мурашки. Мне кажется, что я никогда, ни разу в жизни не видел на склонах столько снега. Нет, видел, конечно, на Памире, Тянь-Шане, но те лавины мы отнюдь не собирались беспокоить, совсем наоборот, мы подобострастно обходили их на цыпочках и, как поет мамин любимый Вертинский, молили «доброго бога, чтоб продлил наши бренные дни». Высоцкого, между прочим, мама любит не меньше, ей просто обидно за Вертинского, что в последнее время он как-то стушевался в огромной Володиной тени.

Сорвет или не сорвет одиннадцатую? О седьмой и четвертой я стараюсь не думать, они все-таки значительно дальше, а одиннадцатая — напротив. С одной стороны, я хочу, чтобы она сорвалась и больше не висела, как дамоклов меч, над шоссе, а с другой — довольно нагло рассчитываю остаться при этом в целости и сохранности.