Семейное достояние

Мама прилегла отдохнуть, а я пошла оценивать фронт работ. Делать ничего не хотелось. Я подошла к окну. Прижалась лбом к холодному стеклу. Вот и бабушка ушла. Царствие ей Небесное. Мало нас осталось. Мысль была неожиданной и грустной. Тетя Шура, тетя Катя, дядя Андрей… Анечка была племенем младым и незнакомым, к семейным мероприятиям она относилась с едва скрываемым презрением. С ее восемнадцатилетней колокольни это было скучно. А я помнила еще многолюдные совместные обеды, коими руководила всегда властная прабабушка. Дубовый стол с белейшей скатертью, запах еды, вишневого оттенка парующий чай в тонкого фарфора чашках, обязательный графинчик с водкой и сизые пряди табачного дыма от папиросы крестного Мишки. Они стоят с дедушкой у открытого окна и о чем-то беседуют. Многие молоды и многие живы… На коленях у бабушки мелкая я, в глазах которой отражается этот теплый и уютный мир. Сейчас от него остались лишь прабабушкины дубовые мебеля, торжественный воскресный сервиз, серебряные ложечки да те самые хрустальные лафитнички, из которых мы поминали бабушку.

Взгляд зацепился за мощную старую иву, росшую у детской площадки. Еще вчера ива хвасталась желтым облаком листьев, а сегодня ее наряд поистрепался. Половина листьев лежала на земле, остатки же не могли скрыть голых прутьев, выглядывающих то здесь, то там. Над ивой вытягивались длинные языки облаков с тяжелым коричнево-серым низом. Наверное, наверху был сильный ветер, потому что они двигались нехарактерно быстро для столь неповоротливых форм. Сияющая голубизна то показывалась сквозь них, то опять исчезала. Завораживающее зрелище. А потом придет зима. Зимой ива будет похожа на редкий веник, весной покроется зеленой дымкой, которая затем превратится в ворох узких листьев. Потом снова осень и снова длинные языки облаков с тяжелым коричнево-серым низом полетят в сияющей голубизне ноябрьского неба. И это будет моей маленькой вечностью, пока на моих поминках кто-то не скажет, поднимая лафитник с водкой: «Ну, помянем, что ли?»

Тьфу ты, черт! Еще расплакаться не хватает! Я отвернулась от окна и отправилась мыть посуду. Управилась где-то за час. Удовлетворенно оглядела дело рук своих. Парадные тарелки сохли в сушилке, блюдца, чашки, ложечки во главе с пузатым самодовольным чайником расположились на полотенце. «Так, а лафитники где?» Лафитников не было. Их не оказалось ни на полотенце, ни на сушилке, ни на столе с так и не снятой пока скатертью. Я обыскала все еще раз. Лафитников не было. «Может, мама куда поставила? Но она спать пошла…» Я суетливо выдвигала ящики, заглянула даже в холодильник, в надежде, что впопыхах просто сунула не туда. Лафитников не было. И тут меня накрыло. Мир, в котором я всегда жила, мир из воспоминаний и старых вещей, отчетливо кракнул и просел. Я вдруг поняла, что бабушка умерла, что она никогда больше не будет сидеть у окна и пересказывать мне просмотренные сериалы. Это было больно. Я ревела и никак не могла остановиться. Когда слезы кончились, я набрала Светку.