Постепенно я научился терпеть боль, абстрагируясь от происходящего. Я всегда крепко зажмуривал глаза, представляя, что это все происходит не со мной и не по-настоящему, что это всего лишь страшный сон. Ввиду того, что я от природы - блондин, моя кожа была склонна к проявлению синяков даже от малейшего прикосновения. А отчим любил проявлять жестокость, заламывая мне руки, выворачивая бедра и сдавливая шею. Мое психологическое состояние отразилось и на поведении в школе – я начал прогуливать уроки, забросил курсы и связался с плохой компанией, намеренно ввязываясь во всевозможные драки, радуясь получению новых ссадин, синяков и побоев, желая перекрыть его следы на своем теле и избежать лишних вопросов.
Единственным светлым моментом в моей жизни стали долгожданные возвращения на каникулы Виталика, несмотря на то, что он постоянно ругал меня за мой внешний вид, ссылаясь на то, что мне нужно лучше питаться и начать заниматься спортом, отчитывал за плохие оценки и частые замечания в поведении:
– Кость, если ты хочешь поехать ко мне в Москву, тебе нужно стараться хорошо учиться и окончить школу без троек.
Я жил только этой мечтой о переезде к брату, отсчитывая каждый новый день до моего "освобождения", соглашаясь на все его условия, молча кивая и пряча руки в рукавах свитера, скрывая синяки на запястьях.
С возрастом пришло осознание, что в моих руках реальная возможность отправить отчима за решетку, стоит мне только открыть правду – я уже не боялся реакции или осуждения матери и окружающих. Но теперь было другое, что заставляло меня и дальше мириться со сложившейся ситуацией и терпеть прикосновения мерзких грубых рук. Я боялся потерять его, самого дорогого человека в моей жизни. Виталика. Что будет, узнай он, насколько я грязный и ничтожный? Обнимал бы он меня так нежно? Смотрел бы на меня таким ласковым взглядом? Отчим – единственное связующее звено между нами. И я буду терпеть, продолжать терпеть. Ради своего эгоистичного желания как можно дольше оставаться с ним. Возможно, это не такая уж и большая плата.
***
Обычно его хватало не больше, чем на десять минут, но сегодня он долго не может кончить, грубо сжимая мои бедра, входя в меня жесткими и быстрыми толчками, видимо, алкоголь дает о себе знать. Привычно закрываю глаза и, прогибаясь в пояснице, начинаю активно двигать бедрами ему навстречу, желая как можно быстрее ускорить момент кульминации. «Пожалуйста, пусть это поскорее закончится!»
«Как же мне хреново!» – я неохотно открыл глаза, активно растирая запястья, на которых бурыми кровоподтеками явно начали проявляться синяки со следами от пальцев. – «Вот сука, нахрена, спрашивается, заламывать и держать мне руки, если я уже давно не сопротивляюсь!»
– Ублюдок, снова кончил в меня, теперь опять весь день живот болеть будет, хорошо хоть, что мне сегодня не в школу, – бубнил я себе под нос, натягивая нижнее белье и футболку: душ – скорее в душ, смыть с себя всю эту грязь. – Ви… талик?!
– Доброе утро, – ухмыляясь, он стоял напротив моей комнаты, прислонившись спиной к дверному косяку, покручивая в руках кружку давно остывшего кофе, – или недоброе?
– Что ты тут делаешь? Ты же должен был приехать только сегодня ночью? – я поспешил завести руки за спину, пытаясь поглубже натянуть футболку на бедра, стараясь скрыть синяки на ногах и запястьях.
– Ага, а приехал вчера, – на лице его появилась недобрая усмешка, – только вот вы были слишком заняты, чтобы меня заметить.
Он видел? Неужели он все видел и ничего не сделал? Не спас меня, когда был мне так нужен? Я испуганно поднял на него глаза, но его лицо не выражало ничего, кроме презрения и отвращения.
Я часто задумывался над тем, что было бы, если бы брат узнал о том, что со мной вытворяет его отец. И в своих мечтах я всегда надеялся, что стоит ему только узнать, как он тут же защитит, спасет и освободит меня от этого кошмара. Ведь он сильный, чтобы справиться с этим, и добрый, чтобы простить меня. Какие глупые и наивные мечты! Ведь он не рыцарь в сияющих доспехах, а я не принцесса волшебного замка, и реальность такова, что в глазах окружающих я всегда буду лишь гадким никчемным подростком, совратившим взрослого добропорядочного мужчину, отца семейства.
– Слушай, я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь, но ты бы хоть о матери подумал! – равнодушные жестокие слова причиняли сейчас намного больше боли, чем делал его отец.
Кого я обманываю? Больше, чем издевательств со стороны отчима, я всегда боялся только одного – увидеть именно это выражение на его лице, полное неприязни, безразличия и ненависти. Конечно, разве может родной человек совершить нечто подобное, ведь он – его отец. А я – ничтожество, и это моя вина, только я во всем виноват.