Впрочем, Яна знала, что за этой выставляемой напоказ грубостью скрывается доброе, в принципе, сердце, настолько доброе, насколько оно вообще может быть добрым у работника внутренних органов. Поэтому она совсем не обиделась, а сказала:
— Семен, мне нужен адрес Настиных родителей. Я бы могла узнать его в адресном бюро, но вы ведь наверняка уже у них побывали, так что это не составит тебе никакого труда. Я угадала?
— Угадала-нагадала, — скаламбурил Руденко, — сейчас посмотрю.
На некоторое время в трубке повисло молчание.
— Ты меня еще слушаешь? — снова возник в трубке голос лейтенанта.
— Конечно, Сеня, — проворковала Милославская.
— Записывай.
Семен Семенович продиктовал адрес.
— Только ничего интересного ты там не узнаешь, — добавил Три Семерки, — Настя не появлялась у них уже несколько дней.
— Я уже кое-что узнала, Семен Семеныч, — Яна решила немного поинтриговать Руденко.
— Ты ведь скажешь мне, правда? — вопросил Три Семерки.
— Скажу, товарищ Руденко, — усмехнулась Яна, — мы же партнеры.
— Тогда двигай ко мне, — в голосе лейтенанта появились командирские нотки, — я тебя жду.
— Сперва мне нужно еще кое-что уточнить, — немного осадила его Милославская, — а как только освобожусь, тут же примчусь к тебе.
— Ладно, — крякнул Руденко и в сердцах швырнул трубку на рычаг.
Милославская усмехнулась и пожала плечами. Она только что заметила, что старушка все стоит в прихожей, которая освещалась, очевидно, из экономии тусклой сорокаваттной лампочкой.
— Хотите чаю? — предложила хозяйка, когда Яна закончила разговор.
— Как-нибудь в другой раз. И спасибо вам, — поблагодарила Яна и вышла на улицу.
Ветер не унимался, но Яна чувствовала, что это ветер перемен. Он унесет зимние холода и пригонит откуда-нибудь с юга антициклон, а с ним тепло, первую травку, вылезающую из-под снега, перелетных птиц и голубое небо, которое бывает таким чистым только весной.
Чуть-чуть постояв на перекрестке, Яна двинулась по Рабочей в сторону улицы Чапаева. Незаметно для себя она прошла три больших квартала, размышляя о том, что узнала от бывшей соседки Парамоновых. Если все, что сообщила ей старушка правда, а сомневаться в этом у Милославской не было причин, то получается, что у Насти был мотив, чтобы отомстить фирме, которая облапошила ее родителей. Не фирме, конечно, — поправила она себя, — а ее хозяину — Смурыгину. Если только… Если только «Уют» — это именно та фирма, а Инна Петровна — мама Насти Парамоновой.
Вскоре подошел длинный импортный автобус, и Милославская удобно устроилась в салоне на кресле. Почти всю дорогу до нового жилья Инны Петровны она просидела расслабившись, лишь краем глаза, полубессознательно поглядывая в окно.
Дом, адрес которого ей назвал Руденко, оказался обычной пятиэтажной хрущевкой. Нужный Яне подъезд был оборудован стальной дверью с кодовым замком, поэтому пришлось подождать, покуда кто-нибудь из жильцов выйдет из дома или наоборот — придет домой. Эти жильцом оказался курносый веснушчатый пацан лет десяти с цветным ранцем за спиной.
— Погоди, мальчик, — окликнула его Милославская, когда он уже отпер дверь и собирался войти, — я забыла номер.
— Сто пятьдесят семь, — подсказал ей парнишка и, не закрывая дверь начал подниматься по лестнице.
— Спасибо, — крикнула она ему вслед и пожурила про себя лейтенанта, который забыл сообщить ей код. А может, не сказал специально.
Квартира, где жила Инна Петровна, находилась на первом этаже. Яна надавила кнопку звонка и, зная о том, что родители Насти люди пожилые, приготовилась к долгому ожиданию, но дверь открылась почти сразу. Из квартиры пахнуло запахом лекарств и каким-то нездоровым духом.
Высокая худощавая женщина, открывшая дверь, была одета в потертое синее пальто с меховым воротником — видно, собралась куда-то идти.
— Здравствуйте. Вы Инна Петровна? — Яна смотрела на женщину и думала, сколько же должен пережить человек, чтобы смотреть на мир такими тоскливыми глазами, какие были у Парамоновой.
— Я, — ответила она, — а вы кто?
— Я из милиции, — соврала Милославская, чтобы не вдаваться в долгие объяснения, — мне нужно задать вам еще несколько вопросов.
Конечно, она немного рисковала, потому что Парамонова могла бы попросить у нее удостоверение личности, но что-то подсказывало ей, что она не будет этого делать.
— Проходите на кухню, — Инна Петровна расстегнула пальто и пошла вперед.
Кухонка, куда вслед за хозяйкой прошла Яна, не отличалась образцовым порядком. Тем не менее она была довольно уютной, хотя и чересчур заставленной. Рисунок красных занавесок на окнах едва ли не в точности повторял рисунок скатерки, от которой веяло специфическим запахом новизны. На холодильнике, окруженный банками, блюдцами, связками ключей, блокнотом, коробками спичек и прочими мелочами, притулился маленький черно-белый телевизор. Под мойкой высилась батарея пустых бутылок с этикетками «Нарзан» и «Ессентуки», на подоконике стоял узкий ящик с землей, черноту которой бороздили крошечные зеленые ростки.
— Садитесь, — как-то безучастно кивнула на табуретку Инна Петровна. — Что вы хотите знать?