Семейный подряд

Мужчина был в больничном халате и в ботинках на мягкой подошве. Он приблизился к постели больной, поднес ножницы к трубке, присоединенной к вене, и пощелкал ножницами сначала в воздухе. Милославская даже не успела ничего толком понять. Нет, то, что сейчас может произойти нечто непоправимое, она понимала хорошо, но что она могла предпринять? Какая-то неведомая сила вдавила ее в стену, не давая возможности пошевелиться. Еще одно мгновение — и незнакомец перережет трубку.

— Не-ет! — Милославской показалось, что ее слышно на всех этажах больницы, на самом деле это прозвучало как шепот.

Но этот шепот произвел на незнакомца такое действие, словно его ударили кнутом. Он резко отпрянул от кровати и суетливо начал озираться по сторонам. Прошло не меньше десяти секунд, прежде чем он заметил Милославскую.

— Кто ты такая? — он зажал ножницы в кулаке и двинулся на Яну.

«Джемма, ко мне, на помощь!» — скомандовала Милославская про себя, мысленно показывая собаке дорогу. Она не сомневалась, что Джемма приняла ее телепатический сигнал и уже спешит на выручку, но нужно было, чтобы собака успела до того, пока этот маньяк не вонзил ей в живот свои ножницы. Она не видела лица незнакомца, но прекрасно чувствовала намерения.

— Стой, — негромко произнесла она, — тебе лучше убраться побыстрее — здесь сейчас будет милиция.

— Чего ты несешь? — услышала она злобный шепот.

Милославской даже показалось, что она чувствует дыхание, исходящее изо рта мужчины. Но дело было сделано; на какое-то мгновение он замер. В ту же секунду дверь в палату распахнулась под мощным ударом, и Яна поняла, что спасена. Джемма, не обращая внимания на ножницы, которые незнакомец машинально выставил перед собой, кинулась на него. В мужчине, наверное, тоже проснулся животный инстинкт. Он понял, что с этим зверем ему не справиться. Схватив стул, он попытался им защититься, но Джемма сбила его с ног. Со страшным грохотом незнакомец упал на пол и подтянул ноги к подбородку.

— Помогите, спасите, о-ой, мать твою! — заорал он в том момент, когда Джемма сомкнула свои клыки у него на запястье.

— Джемма, фу! — приказала Милославская, зная, что той ничего не стоит покалечить человека.

Собака послушно разжала зубы и подошла к хозяйке, будто спрашивая, ну, что дальше-то.

— Сейчас придет Семеныч, — словно человеку, пояснила она Джемме, — пусть он и разбирается.

Она потрепала собаку по загривку, нагнулась к ней и обняла за шею. В этот миг незнакомец, придерживая покусанную руку, медленно поднялся на ноги и начал отступил к окну. Джемма тут же зарычала, одновременно предупреждая мужчину от опрометчивых поступков и давая знать Милославской.

— Вам бы лучше не делать лишних движений, — громко произнесла Яна, но мужчина словно не слышал ее.

Он схватил стул и, прикрываясь им как щитом, почти вплотную приблизился к окну. Казалось, он лихорадочно размышляет, что предпринять. В коридоре раздались звуки голосов, и тяжелые башмаки застучали по каменному полу. Наверное, это придало мужчине решимости. Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и что было сил ударил стулом по окну. Посыпалось разбитое стекло, в палату ворвался свежий ночной воздух и в то же мгновение незнакомец вскочил на подоконник.

— Идиот, — закричала Милославская, пытаясь предотвратить неминуемое, — там же четвертый этаж — разобьешся! Джемма!

Возможно, не стоило ей произносить имя собаки. Но она-то хотела, чтобы та помешала этому придурку выпрыгнуть из окна. Неизвестно, хотел ли тот покончить с собой или собирался перебраться в другую палату или на другой этаж. Так или иначе, но призошло то, что произошло. Джемма молча кинулась к незнакомцу, но ухватить его не успела; ее зубы только клацнули в воздухе.

— Всем стоять, — в палату влетел разгоряченный Руденко, с «Макаровым» в вытянутой руке, за ним еще двое ментов с автоматами наперевес.

Джемма предупреждающе зарычала.

— Ко мне, — позвала ее Яна, боясь как бы собаку не пристрелили по ошибке. — Посмотрите лучше внизу под окнами, — повернулась она к лейтенанту, который узнал ее голос, может, чего найдете.

Тот подскочил к окну и, деловито обломав особенно выступающие острые края разбитого стекла высунулся наружу.

— Едрит твою налево! — выругался он, уже повернувшись к Милославской. — Чего ты тут забыла?

В его укоризне было столько отеческой заботы, что если бы Яне не довелось пережить столь животрепещущего момента, она бы расчувствовалась. Так умиляла эта смесь нежности и легкого раздражения, вызванного тревогой за судьбу приятельницы. Самойлов и почти налысо остриженный прапорщик, фамилии которого Яна не знала, замерли, молчаливые и озадаченные, переводя взгляд с Руденко на Милославскую и с нее — на лежавшую под трубками женщину.

— Он хотел убить Оксану, — запинаясь проговорила Яна, — вот…

Она кивнула на зловеще посверкивающие на полу ножницы. Руденко ограничился профессионально-лаконичным кивком, реагируя на который, Самойлов поднял ножницы, предварительно надев перчатки.