Семенов-Тян-Шанский

Семенов, скорчившись, сидел на камне, записывая дневные впечатления. Проводник, хлопотавший у костра, заварил кок-чай. Семенов пересел с валуна к костру, взял в иззябшие пальцы пиалу зеленого с бараньим жиром чая. Пил мелкими глотками, чувствуя на себе добрый взгляд проводника.

— Пей еще. Больше пей, аксакал, не замерзнешь.

И голос проводника был таким же добрым, как и его взгляд. «Разве ему нужны киргизские распри или русские завоевания?» — невольно подумал Петр Петрович.

23 сентября он во главе отряда продолжал подниматься на перевал. Туман заволакивал Небесные горы, но солнце уже пробивалось сквозь сырую серую мглу. Казаки, переругиваясь между собою, брели за Семеновым. Когда достигли вершины перевала, солнце появилось во всем своем ослепительном ореоле. Под осенними лучами его мерцала загадочная река Чу. Она текла по широкой долине, разбившись на несколько рукавов. За Чу простирался новый горный хребет, покрытый вечным снегом. Невольно думалось, что нет конца хребтам, вершинам, пропастям, что они завладели землей и небом и тянутся к солнцу, задыхаясь в земной атмосфере.

В Чуйской долине мирно курились дымки. Около Токмака, военной крепости кокандского хана, сарыбагишских кочевий не было. Куда они исчезли? Петр Петрович твердо решил: при встрече с сарыбагишами не завязывать военных действий, а мирно и тихо проникнуть в верховья Чу.

Он спустился в долину, незаметно обошел Токмак и направился вверх по Чу. Передовой казачий разъезд захватил старого киргиза. Старик что-то долго и путано рассказывал, проводник так же долго и путано переводил рассказ. Со слов киргиза Семенов понял: сарыбагиши, напуганные схваткой с Хоментовским, откочевали к озеру Иссык-Куль вместе с верховным манапом Умбет-Ала.

Семенов решил встретиться с верховным манапом.

Широкая Чуйская долина превратилась в мрачное ущелье. Утесы отвесно падали в реку, начались бесчисленные переправы с правого на левый берег. Семенов догадывался, что вошел в знаменитое Боамское ущелье, о котором много слышал еще в Верном.

Мощный поток воды, сдавленный скалами, неистово гремел. Огромные камни волочились по дну, угрожая людям и лошадям. Продвижение становилось все труднее и труднее. То и дело приходилось развьючивать лошадей, подниматься на скалы и обходить реку.

Весь день Семенов пробирался по Боамскому ущелью. Ночь захватила его в тесной котловине. Он расположился между двумя высокими скалами-бомами, на их вершинах выставил сторожевые пикеты. Запрокинув голову, он вглядывался в черную полосу неба между вершинами бомов. Прямо в звездное небо уходили бесконечные скалы. Он невольно заопасался. Если туда заберутся сарыбагиши, отрядам не поздоровится. Они сотрут всех в порошок, сбрасывая глыбы и камни.

Семенов залез в походную палатку, но напрасно старался уснуть, настороженность не покидала его.

«На мне лежала ответственность за жизнь почти сотни людей и за успех всего предприятия. Тревожное мое состояние вскоре оправдалось: один за другим раздались два сигнальных выстрела. Казаки тотчас бросились к своим заседланным лошадям, а я, схватив пистолет, выскочил из своей палатки».

Задыхаясь от быстрого шага, он поднялся на вершину бома. С неудовольствием выслушал от пикетчиков причину переполоха.

Сторожевые казаки услышали над собой шорох падающих камней. При выкатившейся из-за скал луне увидели двух кокандцев, крадущихся по обрывам.

Но, как ни осторожно продвигались они, шум сыплющейся гальки встревожил пикетчиков. Пикетчики дали сигнальные выстрелы, подняв на ноги весь лагерь.

Семенов долго наблюдал за уходящими по крутизне сарыбагишами. Их можно было бы сбросить вниз меткими выстрелами, но он запретил стрелять. «Единственная опасность, которую мы могли ожидать от них, состояла в том, чтобы они не предупредили находившихся на Иссык-Куле каракиргизов о приближении русского отряда и тем самым не приготовили бы нам враждебной встречи… Я поднял весь отряд, и мы снова пустились в путь…»

Опять начались переходы с одного берега на другой, подъемы на скалы, опасное скольжение по обрывам. Несколько раз река угрожала Семенову смертью, опрокидывая вместе с лошадью. И каждый раз он был обязан своим спасением двум охраняющим его казакам. Было неловко благодарить, его спасители не поняли бы и обиделись на него.

Боамское ущелье стало расширяться, отвесные скалы понижались, отряд Семенова вышел в просторную долину и сразу же наткнулся на киргизский аул. Мужчины, заметив казаков, ускакали в горы, дряхлый старец на пегом быке заковылял в ущелье. В ауле оставались лишь женщины и дети. Перепуганные, они с плачем бросились на колени.

— Скажи им, — попросил он проводника, — я не собираюсь их обижать. И еще скажи им: я еду в гости к манапу Умбет-Ала. Я хочу быть ему другом. Где он находится?

Умбет-Ала со своими аулами находился на берегах речушки Кутемалды, неподалеку от озера Иссык-Куль. Так рассказали женщины. Не задерживаясь, Семенов направился по уже широкой и ровной Чуйской долине к аулам манапа.