Семья Ченчи

Папа Климент VIII был добр и милосерден. Мы уже начали надеяться, что, устыдившись своей вспышки накануне, когда он прервал защитительные речи адвокатов, он простит ту, которая на насилие ответила насилием, правда, не в самую минуту первого покушения, а при повторных попытках совершить преступление. Весь Рим был в тревоге, когда вдруг папе было доложено о насильственной смерти маркизы Констанцы Санта-Кроче. Ее сын, Паоло Санта-Кроче, убил кинжалом свою шестидесятилетнюю мать за то, что она не хотела объявить его своим единственным наследником. В докладе, представленном папе, сообщалось, что Санта-Кроче убежал и что не было никакой надежды на то, что удастся поймать его. Папа вспомнил о братоубийстве Массини, совершенном незадолго до этого. Встревоженный частыми случаями убийства близкими родственниками, его святейшество счел себя не вправе проявить милосердие. При получении рокового донесения о Санта-Кроче папа находился в палаццо Монте-Кавалло, где он провел весь день 6 сентября для того, чтобы быть ближе к церкви Санта-Мария-дельи-Анджели, где на следующий день он должен был возвести в сан епископа какого-то немецкого кардинала.

В пятницу в двадцать два часа (четыре часа пополудни) он велел позвать к себе римского губернатора Ферранте Таверну и сказал ему в точности следующее:

— Мы поручаем вам дело Ченчи для того, чтобы вы без промедления позаботились о торжестве правосудия.

Губернатор вернулся в свой дворец, взволнованный этим приказанием. Он вынес тотчас же смертный приговор и созвал совет, чтобы обсудить вопрос о способе казни.

В субботу утром 11 сентября 1599 года знатнейшие вельможи Рима, члены братства Confortatori[19] направились в обе тюрьмы — в Корте-Савелла, где находились Беатриче и ее мачеха, и в Тординону, где были заключены Джакомо и Бернардо Ченчи. Всю ночь с пятницы на субботу римские вельможи, которые были посвящены в обстоятельства дела, только и делали, что бегали от палаццо Монте-Кавалло к дворцам важнейших кардиналов, стараясь добиться, чтобы женщин по крайней мере казнили внутри тюрьмы, а не на позорном эшафоте, и чтобы был помилован юный Бернардо Ченчи, который явно не мог участвовать ни в каком заговоре, так как ему едва исполнилось пятнадцать лет. Особенное усердие проявил в эту ночь благородный кардинал Сфорца; но, несмотря на все свое могущество, этот вельможа ничего не мог добиться. Преступление Санта-Кроче, говорил он, было гнусным преступлением, совершенным ради денег, между тем как Беатриче совершила преступление для того, чтобы спасти свою честь.

В то время, как самые могущественные кардиналы теряли понапрасну время, Фариначчи, нашему великому законоведу, удалось проникнуть к самому папе; представ перед его святейшеством, этот замечательный человек сумел своим красноречием тронуть сердце папы и благодаря своей настойчивости добился помилования Бернардо Ченчи.

Когда папа произнес эти милостивые слова, было уже, вероятно, четыре часа утра (была суббота 11 сентября). Всю ночь на площади у моста Святого Ангела шли работы, необходимые для завершения этой мрачной трагедии. Между тем все бумаги, относившиеся к смертному приговору, могли быть изготовлены только к пяти часам утра, вследствие чего роковая весть была сообщена спокойно спавшим несчастным узникам лишь в шесть часов. В первые минуты молодая девушка была не в силах одеться. Она долго испускала душераздирающие крики, предаваясь самому безудержному отчаянию.

— О боже, возможно ли, что я должна так неожиданно умереть?

Лукреция Петрони, наоборот, не произнесла ни одного лишнего слова; прежде всего она опустилась на колени, чтобы помолиться, а затем спокойно предложила своей падчерице пойти с ней в капеллу, где обе должны были приготовиться к великому переходу от жизни к смерти.

Ее слова вернули спокойствие Беатриче; насколько вначале она была полна возмущения и необузданного гнева, настолько же стала спокойна и рассудительна после того, как мачеха напомнила этой великой душе о ее достоинстве. С этой минуты она хранила до конца полное самообладание, которое привело в изумление весь Рим.

Она попросила, чтобы ей прислали нотариуса для составления завещания, и просьба ее была уважена. Она велела похоронить ее в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио[20] и завещала триста тысяч франков женскому монастырю Стимате (в честь стигматов святого Франциска): эта сумма должна была пойти на приданое пятидесяти бедным девушкам. Под влиянием этого примера растроганная синьора Лукреция тоже составила завещание, согласно которому ее тело должно быть погребено в церкви Сан-Джорджо; она завещала этой церкви пятьсот тысяч франков на раздачу милостыни и сделала еще много других благочестивых пожертвований.