Семья Эглетьер

Оба склонились над атласом, но вошла Франсуаза и сообщила, что Кароль ожидает их в гостиной. Даниэль проворчал, что в этом доме не дадут и десяти минут посидеть спокойно, разгладил пятерней волосы и последовал за сестрой и теткой. Выходя из своей комнаты, он залепил двери клейкой лентой.

— Так я по крайней мере буду уверен, что никто не станет здесь без меня рыться.

— Да кому это нужно! Кого интересует твоя конюшня?

— Я уверен, что Аньес таскает у меня марки для своего сопляка!

— Постыдился бы наговаривать на Аньес…

Они препирались вяло, больше по привычке…

Дверь в гостиную была открыта. Все в ней, от шелковых обоев цвета сомон до дорогой и прекрасно реставрированной мебели в стиле Людовика XV, поражало каким-то бездушием. Каждая вещь занимала отведенное ей место, все застыло в неподвижности, как на витрине, Кароль сидела в своем любимом бледно-голубом пеньюаре с широкими рукавами.

— Вы уж извините, я по-домашнему, — сказала она. — Вечерами, возвращаясь домой, я чувствую себя совершенно разбитой.

На самом деле вид у нее был свежий, и пеньюар она надевала скорей всего из кокетства. Мадлен невольно залюбовалась ее стройной фигурой, грациозной, коротко остриженной головкой, кошачьим личиком. Взгляд слегка усталых и как бы рассеянных дымчато-серых глаз Кароль излучал своеобразное обаяние. И хотя ее трудно было назвать красавицей, было понятно, почему Филипп увлекся ею. К тому же Кароль всего тридцать два года, а ему уже стукнуло сорок пять.

— Это я должна просить у вас извинения, — сказала Мадлен. — Нагрянула как снег на голову…

— Ну что вы, Мадлен, здесь вы у себя дома! — возразила Кароль. — Все ужасно вам рады. Я велела приготовить вам комнату…

Мадлен тотчас запротестовала.

— Нет-нет, ночевать у вас я не стану.

— Но почему?

— После того, что произошло в последний раз…

— Какая нелепость! Конечно, Филипп погорячился. Но вы же знаете его, он сожалеет о случившемся и уже все забыл…

— А я не забыла, — ответила Мадлен. — И потом я сняла номер в гостинице, в двух шагах отсюда…

В ее взгляде читалась такая решимость, что Кароль отступила. И Мадлен, которая время от времени любила напоминать о своем строптивом характере, успокоилась. Внеся ясность в этот вопрос, Мадлен с улыбкой принялась слушать рассказ Даниэля о том, как «тайным голосованием» (это обстоятельство ему особенно льстило) его избрали кандидатом на субсидию Зелиджа.

— Если все пойдет гладко, в июле я отправлюсь на Берег Слоновой Кости.

— Нужно еще согласие отца, — заметила Кароль.

— Он согласится, — ответил Даниэль.

И искоса бросил на Мадлен выразительный заговорщический взгляд, который Кароль не могла не заметить.

— Когда Филипп возвращается? — спросила Мадлен.

— Должен послезавтра, — ответила Кароль. — Я надеюсь, вы еще не уедете?

— Наверно…

— Я очень недовольна Жан-Марком. Он с каждым днем все больше опаздывает к обеду. Не будем его дожидаться и сядем за стол!

— Еще бы! — съязвил Даниэль. — А то как бы не прогневалась Мерседес.

— Значит, вы все же решили ее оставить? — спросила Мадлен.

— Ничего не поделаешь. — Кароль удрученно вздохнула.

— Интересно, почему? — вмешалась Франсуаза.

— Насколько Аньес славная и преданная, настолько несносна эта особа, — поддержал сестру Даниэль. Надменна, как матадор на арене, и мизинцем не шевельнет, чтобы сделать хоть что-нибудь, помимо своей обязательной работы, а ровно в девять смывается, хоть гром греми. Серьезно, Маду, по-моему, если девять пробьет в тот момент, когда она подает сыр, она сунет блюдо кому-нибудь из нас, швырнет фартук на пол и удалится прочь, как рабочий на заводах Рено, когда останавливается конвейер.

— Ты преувеличиваешь, — засмеялась Кароль.

— Ничего подобного! Вспомни прошлую пятницу! У нас ужинали Дюурионы и Шалузы, и сладкое разносила Аньес! Будь я на твоем месте, я бы выставил эту Мерседес в два счета!

— Но она прекрасно гладит, чистоплотна, аккуратна, исполнительна…

— Как же! Вечно все перепутает! Когда я лезу в свой шкаф за бельем, то никогда не знаю, мои там вещи, папины или Жан-Марка. Почему-то ни одной пары трусов у меня не осталось! Чтобы не искать и не морочить себе голову, я купил две пары нейлоновых и сам их стираю!

— Отличная подготовка для будущего путешественника! — иронически заметила Франсуаза.

Кароль откинула назад голову и, слегка ущипнув себя за узенький подбородок, сказала:

— Можете говорить что хотите, мои дорогие, но Мерседес у нас останется. К тому же, если я ее уволю, мне никого не найти взамен. Разве что испанку, ни слова не знающую по-французски. А Мерседес уже семь лет живет во Франции!

— И уже целых два года у нас! — подхватил Даниэль. — Просто поразительно! Да, ничего не скажешь, она нас вымуштровала! Внимание! Смирно!

Он выпрямился, и в ту же минуту в гостиную вошла худая черноволосая горничная, с острым носом, тяжелыми веками и хмурым лицом.

— Кушать подано!