Семья Эглетьер

Не вставая со стула, Жан-Марк обернулся и посмотрел, плотно ли закрыта кухонная дверь. Ему все время казалось, что плечи его и лодыжки стынут на сквозняке. Он то и дело сухо откашливался. Лучше всего помогал аспирин. Жан-Марк принял две таблетки до завтрака, запив их вином, и на целых три часа головная боль утихла. А теперь температура опять поднимается. Неужели все пасхальные каникулы грипп так и не отвяжется от него? И всегда-то в «Феродьер» не очень весело, а если еще придется сидеть дома!.. Озноб усиливался. Руки и ноги ломило, голова была словно в тумане. «У меня тридцать восемь и пять, не меньше». Нужно бы снова лечь в постель. Но ему было скучно одному в своей комнате. Здесь, на кухне, возилась у плиты Кароль, и это развлекало Жан-Марка. Она вздумала напечь к обеду блинов. Одно из деревенских развлечений. В Париже Кароль и близко не подходила к кастрюлям, но здесь, в Бромее, на нее вдруг напал кулинарный стих. Соседка, госпожа Тьер, приходила только утром, чтобы убрать комнаты. Весь день семья обходилась без прислуги, и Кароль твердила, что в восторге от этой свободы. Главным ее чтением стала поваренная книга, которая вся топорщилась закладками. Сейчас эта книга, открытая на главе о блинах, лежала на столе рядом с Кароль. Время от времени она заглядывала туда с поистине вдохновенным усердием. Кароль туго стянула вокруг бедер слишком широкий белый фартук и, чтобы не портить прическу, соорудила тюрбан из первой попавшейся под руку косынки. Изумрудный шелк на редкость удачно оттенял тонкость ее черт и янтарную прозрачность кожи. В этом необычном наряде она взбивала в большой миске жидкое светлое тесто, от которого исходил аромат ванили.

— Куда ты столько развела, — лениво проговорил Жан-Марк.

Не переставая орудовать веселкой, Кароль обернулась к нему, и глаза ее лукаво блеснули.

— Знаю я ваши аппетиты. Ты один съешь не меньше дюжины.

— Что-то сегодня мне не хочется.

— Потому что сейчас только пять часов!

— Нет, мне нездоровится.

Кароль окунула кончик указательного пальца в тесто, чтобы проверить его густоту, вытерла руку тряпкой и, приняв вид заботливой матери, подошла к Жан-Марку.

— У тебя и в самом деле неважный вид! — сказала она, приложив прохладную ладонь к его лбу.

Жан-Марк закрыл глаза. По его лицу разлилась приятная свежесть.

— Поди к себе и ляг, — настаивала она.

— Не хочу.

— У меня есть интересный детектив. Возьми его! Ты и не заметишь, как пролетит время!

Он помотал головой. Кароль, недовольно пожав плечами, сказала: «Ты упрям как осел!» — и вернулась к своему занятию. Жан-Марк посмотрел в окно: фруктовые деревья в саду окутала зеленоватая дымка, горизонт обложили серые облака, скоро будет дождь!.. Вот уже три дня, как семья в Бромее. Вся семья, кроме Филиппа! Ему как нарочно пришлось вылететь в Нью-Йорк. Дела задержат его там до конца апреля. Жан-Марк жалел, что отца нет с ними. Он не мог поболтать ни с Франсуазой, погруженной в учебники русского языка, ни с Даниэлем, который, едва рассветало, отправлялся с приятелями лазить по скалам в лесу Фонтенбло и появлялся только к вечеру грязный, усталый, весь в ссадинах. «Что за радость доводить себя до такого состояния?» думал Жан-Марк.

В кухню вошла Франсуаза. Она кончила заниматься и улыбалась с отсутствующим видом, словно все еще не оторвалась от книг.

— Ты печешь блины? Вот здорово! Только не забудь добавить в тесто вишневки!

— Уже добавила, сказала Кароль. — Боюсь даже, что перестаралась!

Не зная, за что приняться, Франсуаза покрутилась на кухне, открыла дверцы буфета и вдруг заявила:

— А хлеба-то у нас нет.

— Вот так история! — воскликнула Кароль. — Я совершенно забыла послать за ним!

— Подумаешь, обойдемся, — проворчал Жан-Марк.

— Ты-то, может, и обойдешься, — возразила Франсуаза, — но не Даниэль. Он, бедняга, вернется голодный как волк! Я, пожалуй, схожу в Пюизо. С удовольствием прогуляюсь, а то голова что-то тяжелая.

— Не хватает только, чтобы и у тебя начался грипп! — забеспокоилась Кароль.

— Что ты! Просто я с двух часов сидела над учебниками.

— Не забудь взять зонтик: наверняка пойдет дождь.

— Я люблю, когда дождь бьет в лицо!

— Ну хоть волосы чем-нибудь прикрой, Франсуаза! — посоветовала Кароль.

— А что с ними сделается, с моими волосами!

Когда Франсуаза ушла, Жан-Марк вздохнул:

— Просто удивительно! Неужели девушка может так мало интересоваться своей прической и платьем?

— А ты придаешь значение элегантности? — спросила Кароль.

— Еще бы! На мой взгляд, она отражает индивидуальность женщины, а ведь это больше, чем красота!

Кароль загадочно усмехнулась и положила веселку на стол.

— Ну все. По-моему, тесто готово.

Оба помолчали. Жан-Марк потянулся и зевнул.

— Что у тебя за книжка? — спросил он.

— «Гвоздь в клоуне».

— Ну и названьице! И можно читать?

— Еще как!

— Ладно! Поднимусь к себе, полистаю.

— Книга в моей комнате, на ночном столике. Немного погодя я принесу тебе грогу и аспирин.

— Да ну его!

— Ты хочешь в конце концов вылечиться или нет?

Кароль вытолкала его из кухни; Жан-Марк был выше ее на целую голову. На правой щеке у нее белела мука́.