Лидия Чарская

Семья Лоранских

(Не в деньгах счастье)

I

— Адмиралтейская площадь! — громко выкрикнул голос кондуктора, и конка остановилась.

Молоденькая девушка, сидевшая у самой двери вагона с неуклюжим узлом на коленах, проворно вскочила со своего места и, обеими руками придерживая ношу, вышла из конки.

Промозглый серый октябрь стоял над Петербургом. Дождь неприятно моросил в лица прохожих. На тротуарах было мокро и скользко.

Но молодая девушка, казалось, и не замечала неприглядной картины осеннего петербургского дня. Заботливо прижав к своей груди узел, с раскрытым зонтиком над головой, она торопливо шагала по Невскому.

Девушка была премиленькая. Из-под дешевенького фетра выбивались непокорные завитки огненно-рыжих кудрей, обстриженных в кружок, как у мальчика. На снежно-белом личике, слегка усеянном мелким бисером веснушек, ласково и ярко сияли большие добрые глазки, синие, как васильки… Тонкие брови девушки, слегка рыжеватые, придавали что-то оригинальное и милое всему свежему личику с вздернутым носиком и пухлыми губами. Тоненькая, стройная, она имела вид скорее подростка, нежели взрослой барышни. И походка у нее была торопливая и стремительная, точь-в-точь, как у школьников, которые бегут по утрам в школу, боясь опоздать к урокам.

Поравнявшись с Казанским собором, девушка высвободила правую руку и набожно перекрестилась.

— Дай Бог удачи! — прошептали ее пухлые губки и она еще быстрее и решительнее зашагала по тротуару и вскоре скрылась в подъезде, над которым синяя вывеска гласила: «С.-Петербургский городской ломбард».

Поднявшись по широкой лестнице во второй этаж, она вошла в отделение приема залогов.

Рыженькая девушка быстро развязала узел и положила на прилавок скромный летний жакет песочного цвета, такую же юбку и поношенную драповую кофточку с бархатными отворотами.

Оценщик долго разглядывал и отряхивал вещи, как бы желая проникнуть в самую глубь стареньких тканей. Наконец, покачав головою не то с сожалением, не то с легкой иронией, он произнес, глядя на девушку поверх очков:

— Четыре рубля, барышня.

Свежее личико молоденькой клиентки вспыхнуло до корней рыжеватых завитков, до белой тоненькой шейки, выходившей из-под отложного мерлушкового воротничка жакетки.

— Ах, пожалуйста, — произнесла она смущенно, — накиньте… в прошлый раз мне у вас же пять за нее давали… и вдруг… Пожалуйста, прибавьте.

Оценщик еще раз встряхнул вещи и, снова сокрушенно помотав головой, крикнул кому-то в пространство:

— Пять рублей. Драповый жакет и летний костюм оба держанные, пять рублей, — и дал рыженькой девушке бланк с четко написанным на нем номером и цифрой залога.

Девушка приняла бумажку из рук оценщика и отошла к кассе, за проволочной решеткой которой сидела полная дама в пенсне. Ждать пришлось каких-нибудь три минуты, не дольше. Дама выкрикнула номер бланка и рыженькая девушка получила квитанцию, на которой красиво выделялся новенький золотой пятирублевик. Она поспешно спрятала и то и другое в маленькое потертое портмоне и вышла из ломбарда с легким сознанием душевной удовлетворенности.

А на улице по-прежнему моросил нудный осенний дождик, по-прежнему бежали под открытыми зонтиками редкие пешеходы и плелись сонные «ваньки» с поднятыми верхами.

Рыженькая девушка подобрала платье и отважно зашагала по мокрому тротуару. На душе у нее было хорошо и весело, несмотря на ненастье. Все складывалось так славно сегодня! И оценщик не заметил большого пятна на подкладке жакета и дал ей именно столько, сколько ей было нужно, и народа не было в ломбарде, так что она успеет к обеду домой; вдобавок она еще принесет экономию, оставшуюся от двух конок, потому что, несмотря на просьбы матери ехать на конке от Адмиралтейства до ломбарда, она прошла туда пешком.

«Не купить ли к чаю сушек у Андреева? — подумала девушка, проходя мимо большой булочной, приятно пахнувшей на нее запахом свежих булок сквозь открытую дверь, — мама так любит сушки!» — добавила она мысленно и уже готовилась войти в булочную, как вдруг услышала позади себя знакомый голос:

— Ну, и бежишь же ты, Лелечка! Едва догнал!..

Рыженькая девушка, которую звали Лелечкой, обернулась. Перед ней, под зонтиком, стоял молодой человек с портфелем подмышкой и в форменной чиновничьей фуражке. Его добрые близорукие глаза щурились и улыбались. Полные губы улыбались также, сверкая крупными зубами, белыми, как сахар. Русая вьющаяся бородка красиво удлиняла его несколько круглое лицо, с здоровым румянцем во всю щеку.

И это улыбающееся лицо, и эта веселая улыбка так мало подходили к скучному дождливому петербургскому дню и сердитым лицам прохожих!

— Володя! — весело выкрикнула Лелечка, — вот не ожидала… Разве ты уже со службы?

— Да, разумеется, — с тою же веселою улыбкою произнес тот, — не в моих правилах уходить со службы до ее окончания, Елена Денисовна!

— А ты почему так давно у нас не был? — недовольно протянула девушка и косо посмотрела на своего спутника своими синими, ясными глазками, которые, казалось, располагали, каждого в пользу их владелицы.