Семья Майклов в Африке

В тех же местах один молодой сотрудник службы охраны животных стал жертвой крокодила-людоеда. Он умывался, стоя по колено в воде, когда огромный зверь воровски подкрался к нему и, не замеченный ни им, ни слугой, стоявшим рядом, схватил его. Слуга ударил крокодила несколько раз копьем, но тот как в тисках держал жертву своими страшными челюстями. Юноша исчез под водой.

Конечно, Лунди не из тех мест, куда ездят отдыхать с женой и детьми, но я знал, что их ждет там много интересного и увлекательного. Риск становился будничной чертой нашей жизни, и мы были готовы рисковать, конечно в разумных пределах. В самом радужном настроении втискивались мы в наш автомобиль, заваленный фотопринадлежностями, громоздким экспедиционным снаряжением и массой потрясающе разнообразных предметов личного обихода, если верить моим женщинам, совершенно необходимых им в поездке.

На месте моей бывшей стоянки рос густой подлесок вперемежку со спутанной травой, местность вокруг была до странности пустынна. Взметнув к небу вихрь пыли, я затормозил и стал отчаянно сигналить. Жена и дети решили, что я вдруг сошел с ума. Пробившись сквозь стену кустарника, звуки гудка заметались между деревьями и замерли в темной чаще джунглей. В поднятом мной шуме потонули голоса насекомых, деловито жужжавших вокруг, неподалеку показались животные — до этого они мирно спали, а теперь вскочили и насторожились.

— Зачем ты устроил весь этот тарарам? — спросила меня Мардж.

— Сейчас увидишь, — ответил я. — Я всегда так делаю, когда приезжаю сюда, и, если вам повезет, увидите почему.

Заинтересованные и, разумеется, не удовлетворенные моим ответом, но слишком разморенные полуденной жарой, чтобы пускаться в расспросы, жена и дети терпеливо ждали. Через некоторое время послышался приглушенный говор и шаги приближающихся людей. Высокая трава раздвинулась, и на открытую поляну вышли четверо африканцев. Они сразу откликнулись на мое громкое приветствие, и я понял, что они узнали меня.

— Теперь видишь, для чего весь этот тарарам? — сказал я, повернувшись к Мардж. — Так я всегда даю знать о себе, и они помнят об этом.

Сгорая от любопытства, дочери тянулись через мое плечо к ветровому стеклу.

— Послушай, папа, откуда они взялись? — воскликнула Кэрол, и не успел я ответить, как Джун добавила:

— Мы не видели здесь ни одной хижины!

Я указал в сторону подходивших людей:

— Видите вон ту густую полосу деревьев? Прямо за ней стоит маленькая деревушка. В те годы, что я бывал здесь, я набирал в ней проводников и носильщиков. Вот и эти ребята, сдается, знакомы мне. Ну да, все они уже бывали со мной в экспедициях.

Мои старые знакомые, казалось, были страшно рады встрече со мной и довольно улыбались, сверкая ровными белыми зубами.

— Ах, бвана, — воскликнул Мтенгве, глава деревни, — мы думали, вы совсем уже забыли про нас! Мы уж и не рассчитывали свидеться с вами! Когда прошли две зимы, а бвана не возвращался, мы в деревне решили: бвана придет на следующую зиму. Но когда прошло пять зим, а бвана все не возвращался, мы решили, что бвана нашел более подходящее место для охоты.

— Нет, Мтенгве, я никогда не забывал вас, всегда хранил вас в моей памяти. Но есть так много других мест, которые тоже хочется посмотреть. Мир велик, а жизнь так коротка. Мудр тот, кто стремится увидеть и узнать как можно больше, прежде чем уйдет в страну, откуда нет возврата.

— Мы очень рады, что вы опять с нами.

— Приятно слышать ваши радушные слова. Вот видите, я привез с собой семью.

— Это большая честь для нас, бвана.

— Мы приехали охотиться, но теперь уже не с той палкой, что гремит.

— А как же иначе, бвана?

— Мы будем охотиться с маленькой коробочкой, которая делает картинки.

Решив, что я шучу, они придвинулись поближе и заглянули в машину.

— А, помним, — сказал Мтенгве. — Когда бвана был у нас в последний раз, он не стрелял из палки, если встречал большого слона или стадо буйволов, а прикладывал к глазу черную коробочку. Она трещала, как сверчок крылышками, а мы удивлялись, почему бвана больше не убивает животных.

В продолжение всей беседы Марджори и дочери стояли рядом, пытаясь понять, о чем идет речь. Время от времени я переводил им.

— Теперь уже не те времена, Мтенгве, — ответил я. — Раньше я выслеживал слонов с самыми массивными бивнями, львов с самой темной гривой, куду с самыми длинными рогами и убивал их затем, чтобы вернуться к своему народу и похвастаться своей охотничьей доблестью. Теперь все обстоит иначе. Теперь я увожу с собой картинки и показываю людям животных, которых мог бы убить, но не убил. Это больше ценится у моего народа, чем хвастливые рассказы о том, сколько зверей я убил.

Они засмеялись и недоверчиво покачали головами. Затем Мтенгве сказал:

— Пути белого человека поистине странны и непонятны нам. Если бвана убивает животных, он может получить за клыки много денег, а из мяса сделать билтонг. Но что дадут ему маленькие картинки? Ни денег, ни пищи.

Я перевел эти слова своим, и теперь настала наша очередь смеяться.