Минут через десять после того как Шангаан ушел, мы вдруг услышали страшный вопль, смешанный с глубоким, гортанным хрипом и рыком. Я выхватил из машины ружье, зарядил его и бросился на рык. Все это заняло у меня каких-нибудь шесть секунд. Джон и африканцы следовали за мной по пятам. Рычание и стенания тем временем стихли, зато воздух разорвал еще более пронзительный, прямо-таки кошмарный вопль. Казалось, это кричит человек, которого забивают насмерть.
Так примерно и обстояло дело. Шангаан, залитый кровью с головы до ног, стоял к нам спиной и орудовал здоровенной дубиной, которую человек средней комплекции вообще едва мог бы поднять, орудовал с такой легкостью, словно это была тонкая тросточка. Молотил он по чему-то лежащему на земле у его ног. Я слышал звук дерева, хряскающего по мясу и костям, и глубокий хрип, исходивший, казалось, из самых недр могучей Шангаановой груди.
Когда мы приблизились к нему, он повернулся и молча уставился на нас, показывая рукой на что-то у себя за спиной. На земле, наполовину скрытое примятой травой, лежало мертвое, изувеченное тело огромной самки бабуина. Она была отделана почти до неузнаваемости. Ее поясница была затянута петлей из стального троса, стершего шерсть и глубоко врезавшегося в тело. Конец троса был привязан к дереву, стоявшему на берегу небольшого пруда, куда, очевидно, животные приходили на водопой. Я услышал слабый шорох в ветвях дерева и, всмотревшись, увидел совсем молодого испуганного бабуина, который пытался спрятаться в листве.
— Что случилось, Шангаан? — спросил я.
Он ответил не сразу. Я сообразил, что он ослаб от потери крови, и заставил его сесть. Одновременно я послал Джона за аптечкой, велев передать Марджори и девочкам, чтобы они оставались у автомобилей и ждали нашего возвращения. Я не хотел, чтобы они видели Шангаана в таком истерзанном виде.
— Мне кажется, бвана, в рассказе Гатумы о горе есть истина, — сказал он, тяжело дыша. — Я пришел сюда за водой и увидел маленького бабуина, который сидит сейчас вон на том дереве. Он пил из пруда. Когда я приблизился, он не испугался и не убежал, как сделал бы всякий его сородич, а медленно пошел к месту, на котором мы сейчас сидим. Это показалось мне странным, и я последовал за ним. Через каждые несколько шагов он останавливался и ждал, пока я не подойду поближе, потом медленно двигался дальше. Теперь-то я вижу, что он заманивал меня в западню, потому что его мать — вот она лежит мертвая у ваших ног — внезапно набросилась на меня и едва не убила, не сообрази я вовремя, что она попала в ловушку. Я сумел откатиться от нее подальше, прежде чем она вырвала мне глотку.
Он замолчал и провел рукой по глазам, словно отгоняя кошмарное видение. Тут вернулся Джон с аптечкой.
— Шангаан, — сказал я, — дай я перевяжу твои раны, пока они не воспалились. Остальное доскажешь после.
Он поднял левую руку, и я увидел, что у него почти оторван мизинец.
— Нет, бвана, я расскажу все сейчас, это недолго, — пробормотал он. — После того как я откатился от бабуинихи и оказался вне опасности, на меня нашла безудержная ярость. Я схватил вот этот сук и дубасил ее до тех пор, пока не вышиб из нее душу. Я показал на гору, бвана, и вот мне наказание. Я боюсь за вас — ведь вы тоже показывали на это проклятое обиталище демонов.
Его голос сошел на шепот, и он без сознания упал головой вперед.
Его ранения оказались серьезнее, чем я вначале предполагал. Более часа мы хлопотали над ним, стерилизуя и зашивая раны на его бедрах, руках и груди.
Мы еще не кончили, когда появились Марджори, Кэрол и Джун. Они помогли наложить повязки и ввести Шангаану пенициллин. Пенициллин совершенно необходим при такого рода происшествиях, потому что в девяти случаях из десяти раны от укуса животных начинают гноиться и вызывают серьезные осложнения, иногда даже мучительную смерть.
С величайшим трудом мы привели Шангаана в чувство и помогли ему добраться до машины. Прежде чем тронуться дальше, я решил дать ему часа два отдохнуть, а сам отправился к месту происшествия и тщательно осмотрел его.
Судя по всему, злосчастное животное было поймано ловушкой, по крайней мере, три дня назад и безусловно сходило с ума от голода и жажды. Оно съело все, до чего могло дотянуться. Вид воды, такой близкой и такой далекой, несомненно, был для него сущей пыткой.
Маленький бабуин все еще сидел на дереве, на том же самом месте, где я впервые его увидел, и мне ничего не стоило поймать его и взять с собой.
Утром следующего дня мы добрались до больницы в Потгитерсрюсте в Северном Трансваале и сдали Шангаана на руки умелым врачам, а сами продолжали свой путь. Неделю спустя я позвонил в больницу и спросил, как поправляется Шангаан. Дежурная сестра ответила мне, что на вторую ночь он выпрыгнул из окна больничного здания и не вернулся. С тех пор я его не видел и ничего о нем не слыхал.