Семья Марковиц

— Ничего плохого в том, чтобы использовать библейские образы, нет, — говорит Сара.

Ида снимает очки, смотрит на Сару. Волосы у нее снежно-белые.

— В таком случае я хочу взять другую тему, — говорит она. — Можно мне поменять тему?

— Конечно, — говорит Сара. — Брайан, как вы считаете — не стоит ли вам заменить стебли травы песчинками?

— Видите ли, я хотел бы, чтобы возникла отсылка к «Листьям травы» [145].

— Ну, не знаю, как-то это слишком сложно. Слишком отвлеченно. — Дебби пробегает глазами свой экземпляр пьесы. — А вы не предполагаете сделать пьесу более динамичной? То есть, я думаю, вы же не хотели, чтобы в пьесе действовали одни говорящие головы?

Брайан явно приуныл.

— Мне представляется, что это скорее своего рода платоновский диалог [146], — говорит Сара.

Брайан, похоже, взбадривается.

— Я хотел написать что-то вроде «Под сенью молочного леса» [147], — признается он. — Такая у меня мечта.

По дороге домой Сара покупает продукты, потом забирает вещи из химчистки.

— Четыре рубашки, два платья, одна юбка в складку, одна блузка. Это пятно вывести не удалось, — говорит ей кассирша.

Пока кассирша выбивает чек, Сара устало обводит взглядом химчистку. В витрине, как всегда, выставлено подвенечное платье в прозрачном пластиковом мешке — верх искусства чистильщиков.

Но вот Сара подъезжает к дому, и Эд выходит ей навстречу — помочь внести сумки, поэтому, когда в доме звонит телефон, взять трубку некому, и Эд, опережая Сару, взбегает по лестнице, ключи в его кармане бренчат, подол рубашки выбивается из брюк.

— Кто это? Твоя мать? — спрашивает Сара, входя в дом.

Эд досадливо машет рукой.

— Ма? Что такое? Что? Ты в больнице? Что случилось?

Сара берет отводную трубку на кухне, слышит, как ее престарелая свекровь кричит:

— Да, да, я в больнице, — доносится из Калифорнии плач Розы. — Меня забрали в больницу. Я даже не знаю, что со мной случилось. Я потеряла сознание. Могла умереть.

— Мама, погоди, не части так. Начни с самого начала. Что случилось?

— В какой ты больнице? — врывается в разговор Сара.

— Святого Элиэзера? А может, Эрудита?

— Нет, нет. Это телевизионное шоу. Ма, постарайся вспомнить.

— Наверное, Святой Елизаветы, — говорит Роза. — А я знаю? Я была без сознания.

— Эд, я считаю, нам надо поговорить с доктором Клейном, — прерывает ее Сара.

— Сара, я пытаюсь узнать, что случилось. Ма, начни сначала.

— Я сказала Клейну: мне нужен новый рецепт. У старого вышел срок. Я ходила с ним в три разные аптеки, и там сказали, что мой рецепт недействителен. Я ходила в «Лонгс», в «Рексолл», в «Покупай дешевле», и мне везде сказали, что нужно взять у врача новый рецепт. Я попросила Клейна выписать новый рецепт, но он отказался. Тогда я ему пригрозила: если он не выпишет рецепт, я скажу, что Глэдис и Эйлин умерли от наркотиков, что он им колол, а он и говорит: «Понятия не имею, о чем речь». А я ему: «И очень даже хорошо понимаете, о чем. Вы убили их морфием». Тут он вышел из кабинета, а меня оставил там. И мне пришлось идти до автобуса пешком, а потом ехать домой совершенно одной. Я была без сил, мне было плохо. Ну и я сразу легла. Поставила на видео свою кассету «Гордости и предубеждения» и приняла — я их немножко подкопила — таблетки: уж очень плохо я себя чувствовала. А проснулась в больнице, в больничном халате.

— Господи, — стонет Эд. — Ма, теперь прочти номер телефона у твоей кровати. Я позвоню врачу.