Менеджер у Майкла Спивитца — вот какой путь открылся ему. Не Нью-Йорк, зато искусство. И Генри старается заполучить для галереи подлинник современных художников. Сейчас он готовит выставку потрясающего скульптора не из самых известных, скульптор этот работает в бронзе: отливает формы, похожие на проросшие зерна, из которых разворачиваются побеги, или крохотных человечков — фигурки людей наподобие земных гномов, нарождающихся из одного корня. Генри распростился с Нью-Йорком, сорвал с насиженного места престарелую мать, перебрался в Венис научился водить машину по Лос-Анджелесской скоростной автостраде, хотя одному Богу известно чего ему это стоило, но так и застрял на артрынке.
Он уже выключал свет, когда в стеклянную дверь забарабанили. Барабанила женщина, вид у нее был взбешенный, волосы распатлались. Генри жестами показал, что галерея закрыта, она жестами же показала, что ей необходимо с ним поговорить, ну он ее и впустил. Как только он отворил тяжелые стеклянные двери, галерею заполнил ее голос, исступленный, с сильным израильским выговором.
— Мой сын! Мой сын в беде!
— Несчастный случай? — спрашивает Генри.
— Да! Да, несчастный случай!
— Где он? — Генри вглядывается в темную улицу.
— Это не авария. Он пропал.
— Не понял, — говорит Генри.
— Вы понимаете иврит? — спрашивает она.
Он качает головой.
— Меня зовут Амалия Бен-Ами, — говорит она. — Я остановилась в «Венис-сэндс». Приехала несколько недель назад из Хайфы с сыном, а теперь он пропал.
— Ваш сын потерялся? Вы позвонили в полицию?
— Да, да. Они ничего не могут делать. Мне нужны вы, чтобы мне помогать.
— Я? — Генри — он в хлопковой индийской рубашке — рассматривает израильтянку. Она же обвешана всевозможными украшениями, при ней огромная кожаная сумка. То, что она говорит, похоже на какую-то бредовую фантазию, но говорит она с расстановкой, с нажимом, так, словно имеет дело с недоумком, который не может уследить за смыслом ее слов, — вот что странно.
— Полиция не может мне помогать, — говорит она. — Моего сына взял Майкл Спивитц. Мой ребенок у него.
— У Майкла Спивитца? — переспрашивает Генри — он опешил.
— Дайте мне вам все объяснять. Ваш наниматель взял моего сына. Он его держит.
— Не может такого быть, — говорит Генри.
Тут она разражается слезами, рыдает отчаянно, точно учительница, которая тщилась объяснить ученикам элементарную задачку, а они так ничего и не поняли.
— Он украл его, — рыдает она, огни проезжающих машин играют на ее раскосмаченных, пламенеющих от хны волосах.
— Да нет, это невозможно, — говорит Генри. — Ерунда какая-то. Мой наниматель не крадет детей.
— Я сказала правду, — говорит она. — У вас есть ко мне недоверие?
— Я ничего не могу понять, — увещевает ее Генри. — Вы расстроены, вы…
Она опускает свою поместительную сумку на пол, вытаскивает из нее бумаги — паспорт, билеты на самолет, письмо на консульском бланке.
— Вот его карточка, — говорит она, протягивая фотографию загорелого, темноглазого подростка. — Его имя Эйтан Бен-Ами.
— Послушайте, — говорит Генри. — Мне пора домой. Давайте я вызову вам такси.
Она, по-видимому, совершенно убита — рыдает взахлеб.
— У вас нет доверия. — Генри ничего не отвечает. — Вы меня не слушаете.
Генри не по себе — они в галерее одни.
— Если ваш сын потерялся, вам следует обратиться в полицию, — говорит он.
— Я сказала: я была в полиции, — вопит она. — Они не помогают.
— Н-н-ну, — заикается Генри, — в таком случае ничего не поделаешь. А сейчас я должен закрыть галерею, мне пора домой. Позвольте вызвать вам такси оно доставит вас в гостиницу.
Она стоит, молчит, пауза тянется бесконечно долго. Стоит, не двигаясь. Генри уже подумывает, что надо бы позвонить в полицию. Здешние полицейские выше всех похвал. Действуют быстро и очень вежливые.
— Я хочу поговорить с раввином, — огорашивает она Генри, голос у нее жалкий.
— В таком случае я вызову раввина. — Генри опрометью кидается к своему столу, принимается названивать в синагоги, значащиеся в телефонной книге под рубрикой «Богослужебные дома». Оставляет сбивчивые послания на разных автоответчиках.
— Говорит Генри Марковиц. У меня тут одна женщина, Амалия Бен-Ами, она остановилась в «Венис-сэндс», ей нужно как можно скорее поговорить с раввином. Она с-с-сильно расстроена.