Семья Марковиц

Тут его будто подкидывает, и он понимает — это Сара сбросила ему на голову покрывало. Побарахтавшись, он отшвыривает покрывало пол. И, улегшись, снова оказывается в садовом лабиринте. Однако ему все же удается разыскать стол, где регистрируются участники Конгресса чествования. Вокруг стола толкучка, у многих в руках бокалы, в их толпу затесались Лиз и Арни Пассачоффы с дочкой, той самой, у которой бат мицва. Он ищет бирку со своей фамилией и видит, что на ней по-персидски и по-английски выведено золотом: «Его милость Эдуард Марковиц, стол 15».

И тут спохватывается: он же забыл в саду того ученого конспект лекции. За конспектом он, разумеется, не вернется — такой глупости он не сделает. Он подходит к председателю Конгресса, тот сидит за регистрационным столиком, на нем очки в черной оправе.

— Я не хочу читать лекцию по бумаге, буду импровизировать — говорит он.

— Как только вам угодно, — говорит председатель. — Прошу вас получить экземпляр расписания конференции. — И он протягивает Эду книгу в переплете золотой парчи. Эд видит — это каталог выставки, на каждой его странице миниатюра, и на них один из тех садов, через которые он прошел. А вот и фонтан с усеянным золотыми крупинками дном. Вот и двор с африканскими тюльпанами. Он читает сопровождающий иллюстрации текст:

Что можно сказать, глядя на это совершенное искусство? На эти краски, которые уподобишь разве что драгоценным камням? Искусство миниатюриста словно бы переносит нас в сад, мы словно бы идем по дорожкам, и наш слух услаждает журчанье фонтанов. На этой иллюминации всего восьми сантиметров высотой, — один из прекраснейших ландшафтов Господнего лика земли.

Эда вдруг осеняет: это же Генри. Его брат Генри, у себя в Англии, организовал эту конференцию и написал текст к каталогу. Кто, как не Генри, имеет привычку говорить «Господень лик земли», кто, как не он, слова не скажет в простоте. Кто, как не он, с его изысканным вкусом и замшелыми коллекциями. Кто, как не он, уже не один год нудит, чтобы Эд написал книгу о культуре исламского мира, хотя отлично знает, что Эд занимается современной историей и политикой исламского мира. Конечно же, это его брат устроил ему приглашение не в нынешний Иран, а в Персию.

Эд просыпается, его бьет дрожь. Сон он начисто забыл, в памяти застряла лишь мысль, что приглашение на конференцию ему устроил брат. Возможно ли это? Что, если Генри, а он вхож в Оксфордский ученый мир, свел знакомство с кем-то в Восточном институте и рекомендовал ему Эда? Эд вскакивает с кровати, умывается. А что, если Генри не имеет никакого отношения к письму из Ирана? А просто-напросто письмо чем-то походит на брата. Вычурное, старомодное. Генри такое любит. Он выбрал Старый Свет, Эд — Новый. Генри нравится представлять их жизнь так при том, что сам он — практик, бизнесмен, а ученый — Эд. Он спускается вниз завтракать Вообще-то он не так уж часто думает о брате. Во всяком случае, старается не думать. Эстетические воспарения Генри его утомляют. Письмо так и лежит на кухонном столе, где его оставила Сара. Сложив письмо, Эд кладет его на пачку счетов в холле. Заглядывает в портфель, убеждается что конспект лекции лежит там же, куда он его и положил.

В тот день после работы за ним заезжает Сара, требует, чтобы они пошли в книжную лавку при кампусе — купить подарок Кейти Пассачофф. Сара напоминает:

— Ты же сказал: завтра исключено, а в пятницу ты выступаешь на радио.

— Неужто нам и впрямь нужно покупать подарок вдвоем?

— Я вечно покупаю подарки в одиночку, а потом ты критикуешь мой выбор, мне это надоело.

— Я только и сказал, что для бат мицвы больше подходит еврейская книга.

В последние годы они не раз ходили на бат мицвы. Среди их друзей многие уже заводят детей по второму заходу, так что теперь Эду с Сарой приходится снова и снова отмечать эти вехи. Они направляются в отдел иудаики, там обнаруживаются несколько изданий «Агады», «Большой сборник еврейского юмора» и дорогущая книга из тех, что держат на журнальном столике, — «Великие евреи в музыке».

— Вообще-то я хотела бы купить роман, — говорит Сара.

— В таком случае покопайся в отделе художественной литературы. Подбери два-три варианта.

Эд отходит, вынимает с полок одну книгу за другой. Он никогда не задерживается в магазинах, вошел — минута-другая — и вышел, это предмет его гордости. Пять минут — и он уже держит три книги.

— Выбери одну из этих, — говорит он. — Смотри, вот «Прощай, Коламбус»[113].

Сара качает головой.

— А что, это же классическая книга для юношества.

— Нет, нет. «Коламбус» не подойдет.

— О чем ты говоришь?

— Эд, для тебя это книга для юношества. Но она не юноша и сейчас — не пятидесятые.