На лице старика появилась лукавая улыбка.
— В следующую субботу, — сказал он. — Тебя тоже пригласят. Будешь есть медовые печенья. — И, взглянув на Асу-Гешла из-под своих густых, кустистых бровей, он повел ртом так, словно хотел проглотить собственные усы.
В комнате наступила тишина. Аса-Гешл взял было с блюдца пирожное, но затем положил его обратно. Роза-Фруметл нервно теребила свои жемчужные бусы. Мешулам сел, взял страницу рукописи и поднес ее к глазам.
— Где моя лупа? — спросил он, повернувшись к Розе-Фруметл.
— Не знаю.
— А что ты вообще знаешь? Ну, что это такое? — спросил он Асу-Гешла.
— Комментарии к Библии.
— Ха! Все мне носят книги. От раввинов до коробейников. Но у меня нет на них времени. В конторе и без того книг хватает.
— Почему бы им не приносить книги сюда? — осведомилась Роза-Фруметл.
— И кто, по-твоему, будет ими заниматься? Копл — невежа. И без того приходят пачки писем от раввинов, учителей. Бог весть от кого еще. А отвечать на них некому.
— Как же так? Раввины тебе пишут, а ответов не получают? Нехорошо.
Мешулам покосился на жену:
— Вот бы и отвечала. Что тебе мешает? Ты ведь вроде как женщина образованная. Вдобавок у меня еще и зрение никуда не годится.
— А что, если попросить этого молодого человека? Он — юноша грамотный.
— А что, это мысль. Приходи ко мне в контору в Гжибове. Мой управляющий с головой на плечах, но в таких вещах — пустое место.
— Когда мне прийти?
— В любое время, в любое время. Расскажешь заодно, о чем они там пишут. В двух словах.
Мешулам вышел. Роза-Фруметл повернулась, чтобы бросить на Асу-Гешла победоносный взгляд, однако встретилась глазами с дочерью и, не сказав больше ни слова, покинула комнату вслед за мужем. Опять воцарилась тишина. Откуда-то из-за угла послышался слабый писк, будто по карнизу пробежала мышь. Аделе поменяла позу, лестница под ней скрипнула. Аса-Гешл хотел поднять глаза, но веки у него точно свинцом налились. Он испытал странное чувство, будто стул, на котором он сидит, вот-вот опрокинется.
— Что вас так расстроило? — спросила Аделе. Она не сводила с него глаз.
— Нет, я не расстроен.
— Вы влюблены в нее. В этом все дело.
— Влюблен? Я не знаю, что вы имеете в виду.
— Она поверхностна. Пустышка. И ничего, в сущности, не знает. Она ведь так и не сдала экзамены.
— Она заболела.
— Все нерадивые ученики ухитряются заболеть накануне экзаменов.
— Ей пришлось почти год лечиться в санатории.
— Да, такие случаи мне известны. Дурачат и себя, и других.
Из гостиной раздался приглушенный бой часов. Девять вечера.
— А вы поначалу произвели на меня впечатление юноши образованного, — сказала Аделе.
— Только поначалу? Чем же я вас разочаровал?
— Когда человек в вашем возрасте начинает учиться, заниматься следует с утра до ночи, а не бегать за девушками.
— А я разве бегаю?
— Тогда зачем было снимать комнату в таком доме?
— А что в этом доме плохого?
— А то, что Гина распутная женщина. А Абрам Шапиро прохвост. Хорошая компания для студента, нечего сказать.
Аса-Гешл сделал неловкое движение, и рукопись, выпав у него из рук, рассыпалась по полу. Он нагнулся, чтобы подобрать страницы, но они никак не давались ему в руки, и он испытал беспомощность, какая бывает только во сне.
— Я не хотела вас обидеть, — продолжала девушка. — В вас что-то есть, иначе бы я ни за что с вами обо всем этом не заговорила.
— Благодарю, — еле слышно отозвался Аса-Гешл.
— Не спешите меня благодарить — лучше посмотрите мне прямо в глаза. Вы ведь не из тех добродетельных хасидов, что боятся взглянуть на девушку. И не сутультесь, вам же не восемьдесят лет.
Аса-Гешл расправил плечи и покосился на Аделе. Глаза их встретились. По ее узкому, хищному лицу пробежала мимолетная улыбка.
— Странное сочетание, — сказала она. — В вас что-то есть и от ученика местечковой ешивы, и от столичного студента.
— Вы надо мной издеваетесь.
— Вовсе нет. Таких, как вы, я встречала в Швейцарии, только эти молодые люди были смуглые и курчавые. Бедолаги — все как один. Вам нужен настоящий друг, нужна дисциплина.
— Да, наверно, вы правы.
— Если вы и впрямь хотите чему-то научиться, я могу вам помочь. От меня вам будет больше пользы, чем от Адасы.
— А я решил, что вы собираетесь уехать.
— Собираюсь, но не завтра же!
Она встала с лестницы и нагнулась помочь ему подобрать рассыпавшиеся страницы. Их пальцы встретились, и он испытал острую боль от укола ее подпиленных ногтей. Когда он поднялся, чтобы положить на стол рукопись, она поднялась тоже и, перегнувшись через стол, придвинулась к нему вплотную; в ноздри ему ударил запах ее тела, ее духов.
Аделе отступила от стола.
— Ну, я пойду, — сказала она. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отозвался он.
— Если хотите, я завтра же дам вам первый урок.
— Да… спасибо.
— И пожалуйста, не робейте вы так. Вам это не идет. Вы же как-никак столичный студент.
Глава пятая