— «Розалинда» затонула? «Розалинда»?! — У меня стало темнеть в глазах. — Вы сказали — «Розалинда»? О, ради бога! Вы уверены? Может, это не «Розалицца»? На «Розалинде» была моя семья! Не может быть, чтобы «Розалинда»!..
— Вот и не знаешь, что хуже: потонуть или попасть в зачумленный лагерь… — вздохнув, сказала одна из женщин поблизости — и я с нелепым растерянным изумлением оглянулась на нее, вдруг осознав, что окружающие прислушиваются к нашему разговору.
— Дорогая, пожалуйста, возьмите себя в руки, — сказала сестра Салли, сочувственно глядя на меня.
— О нет, нет! О чем вы говорите! Не может быть! Я не верю, нет, не верю! Может, есть какая-то другая «Розалинда»?! Может, было несколько «Розалинд»? «Розалинда» — это ведь такое распространенное название для судна! — горячо продолжала допытываться я у сестер из Гонконга, еще окончательно не поняв, во что, собственно, я не верю, но уже чувствуя реактивно подступающий комок в горле и внезапное напряжение где-то в области гипофиза.
— «Розалинда» в декабре сорок первого шла из Шанхая в Гонконг, но по пути ее подбили, и она затонула. Мне очень жаль… — растерянно сказала Салли.
— Я не могу поверить!.. Я не верю!..
— Бедная девочка… Боже мой, сколько горя! Господи, смилуйся над нами… — вздохнув, сказала какая-то женщина поблизости.
Кто-то попытался обнять меня за плечи, но я вырвалась и, всхлипывая, выбежала из дормитория.
Джейн Фокс отыскала меня в прачечной. Я сидела на корточках в углу, уткнувшись лицом в колени, и тихо рыдала. У меня уже прошел первый пароксизм истерики.
— Вот ты где? Я так и знала, что ты здесь, — сказала Джейн и присела рядом.
Ее присутствие беспокоило меня. Будь на моем месте моя мать, Анна или Лидия — они бы не стали стесняться посторонних в момент горя. Они бы по-бабьи голосили в полную силу, не считаясь с тем, в каком окружении находятся. Но я принадлежала к наименее русской части семьи Коул и с детства привыкла сдерживать эмоции. Присутствие Джейн мешало мне полностью отдаться своему горю. Я искоса взглянула на нее сквозь слезы. Закатный солнечный луч упал на ее рыжие волосы, и они блеснули золотом. Такое же сияние затем отдалось в мягком взгляде ее глаз, и я, невзирая на бремя скорби, была на миг заворожена этим эффектом.
Джейн вздохнула.
— Плачь сколько хочешь, я совершенно не против, но только позволь мне немного посидеть тут рядом, — сказала она. — Эх, как же это мне надоело!.. Почему-то всегда именно я должна делать такие вещи. Если бы до войны кто-то сказал мне, что я буду почти каждый день утешать человека, у которого кто-то умер, — я бы рассмеялась ему в лицо.
— Мне все равно… Пожалуйста… Оставьте меня… — заикаясь, выдавила я.
— Нет уж, лучше поплачь при мне. Я наблюдала за тобой — ты выглядишь ужасно замкнутой. Такие всегда все держат в себе. Ты из тех, кто ни за что не попросит о помощи, а забьется куда-нибудь в угол зализывать раны… так что лучше я пригляжу пока за тобой. Я просто посижу здесь. Не обращай на меня внимания.
Она терпеливо подождала, пока у меня кончится новый приступ рыданий, и сказала:
— Мне очень жаль… Это цинично, может, но… если ты проплачешь тут всю ночь, у тебя не будет сил завтра работать. Давай-ка вытри слезы и пойди поспи немного.
Судорожно всхлипывая, я помотала головой. Она опять некоторое время помолчала. Потом снова заговорила:
— На твоем месте я бы не стала оплакивать гибель семьи слишком поспешно. Все, что ты узнала сейчас, — лишь непроверенные сведения. Я бы не стала так безоглядно верить первому встречному. На войне случается что угодно. Не спеши плакать, пока не убедишься сама — пока не получишь подтверждение, что твоя семья погибла.
И тут ее слова стали как-то доходить до меня. Я начала прислушиваться.
— Война непредсказуема. Сколько людей теряют близких, а потом те вдруг находятся. Я отложила бы этот вопрос до конца войны. Это было бы самым разумным.
Она подвинулась поближе и взяла мои руки в свои.
— То, что тебе сказали, — всего лишь слух, одна из возможных версий. Можешь плакать сколько угодно, но гибель твоей семьи не доказана. Официальных подтверждений нет, — внушительно и уверенно сказала она.
Я обдумывала ее слова, вытирая бесконтрольно текущие слезы.
— Разве не могло случиться, что кто-то из твоих родных заболел и их высадили на берег до того, как затопили «Розалинду»?
— Да… Так тоже могло быть… По крайней мере я бы хотела надеяться… Но я не… не… — Новый приступ рыданий не дал мне досказать, что у меня не осталось сил верить в лучшее.
— Да, это нелегко… Нужна определенная дисциплина, чтобы жить надеждой. Ты должна научиться надеяться. И тебе будет легко это сделать, потому что ты молода.
— О, нет, это не имеет значения… Теперь ничто уже не имеет значения!..