Семья Тибо.Том 1

— O, don’t! [3] — хрипло прервал пастор. Его глаза вонзились в глаза Антуана, горевшее в них раздражение плохо вязалось со странной ухмылкой, кривившей рот. Словно воздух вдруг стал непригоден для дыхания, он поднёс к воротнику свою костлявую руку, и эта рука скелета так и застыла, судорожно вцепившись в подбородок, точно паук из кошмарного сна.

Антуан окинул пастора профессиональным взглядом: «Поразительная ассиметричность, — сказал он про себя, — и этот внутренний смех, эта ничего не выражающая гримаса маньяка…»

— Будьте любезны сказать, вернулся ли Даниэль, — церемонно спросил пастор.

— Нет, полнейшая неизвестность.

— Бедная, бедная женщина, — пробормотал Грегори, в его голосе слышалась нежность.

В это время оба врача вышли из гостиной. Антуан подошёл к ним.

— Она обречена, — гнусаво протянул тот, что выглядел более старым; он положил руку на плечо Антуану, который тотчас обернулся к пастору лицом.

Подошла пробегавшая мимо сиделка, спросила, понизив голос:

— Скажите, доктор, вы считаете, что она…

На сей раз Грегори отвернулся, чтобы больше не слышать этого слова. Ощущение удушья становилось невыносимым. В приоткрытую дверь он увидел лестницу, в несколько прыжков очутился внизу, перешёл через улицу и принялся бегать вдоль мостовой под деревьями, смеясь своим нелепым смехом, со взъерошенными волосами, скрестив на груди паучьи лапы, жадно, вдыхая вечерний воздух. «Проклятые врачи!» — ворчал он. К Фонтаненам он был привязан, как к собственной семье. Когда шестнадцать лет тому назад он приехал в Париж без единого пенса в кармане, у пастора Перье, отца Терезы, нашёл он приют и поддержку. Этого ему не забыть никогда. Позднее, во время последней болезни своего благодетеля, он всё бросил, чтобы неотлучно находиться у его постели, и когда старый пастор умер, одну его руку сжимала дочь, другую — Грегори, которого он называл сыном. Воспоминание было таким мучительным, что он резко повернулся и размашистым шагом пошёл назад. Экипажа врачей уже не было перед домом. Он быстро поднялся наверх.

Дверь по-прежнему оставалась открытой. Стоны привели его в комнату. Шторы были задёрнуты, полумрак наполнен жалобными вздохами. Г‑жа де Фонтанен, сиделка и горничная, склонившись над постелью, с большим трудом удерживали маленькое тело, которое судорожно билось, как рыба в траве.

Несколько минут Грегори стоял со злобным лицом, ничего не говоря и вцепившись рукой в подбородок. Потом наклонился к г‑же де Фонтанен.

— Они убьют вашу девочку!

— Что? Убьют? Каким образом? — пролепетала она, пытаясь поймать всё время ускользавшую от неё руку Женни.

— Если вы не прогоните их, — сказал он с яростью, — они убьют вашего ребёнка.

— Кого прогнать?

— Всех.

Она ошеломлённо смотрела на него; быть может, ей послышалось? Жёлчное лицо Грегори, желтевшее возле самых её глаз, было ужасно.

Он на лету поймал руку Женни и, наклонясь, позвал её голосом, нежным, как песня:

— Женни! Женни! Dearest! [4] Вы узнаёте меня? Вы узнаёте меня?

Блуждающие зрачки, устремлённые в потолок, медленно обратились к пастору; тогда, склонясь ещё ниже, он вперил в них взгляд, такой настойчивый, такой глубокий, что девочка вдруг перестала стонать.

— Уходите, — бросил он трём женщинам. И так как ни одна из них не подчинилась, он, не меняя положения головы, сказал с непререкаемой властностью: — Дайте мне её другую руку. Хорошо. А теперь уходите!

Они расступились. Он остался у кровати один, склонясь над ребёнком, вливая в умирающие глаза свою магнетическую волю. Руки, которые он держал, какое-то время колотились в воздухе, потом опустились. Ноги ещё трепетали, потом успокоились и они. Покорно закрылись глаза. Всё ещё согнувшись над постелью, Грегори знаком попросил г‑жу де Фонтанен приблизиться.

— Смотрите, — проворчал он, — она молчит, она стала спокойнее. Говорю вам, прогоните их, прогоните эти исчадия зла! Они погрязли в заблуждении! Заблуждение убьёт вашего ребёнка!

Он смеялся немым смехом ясновидящего, который обладает извечной истиной и для кого весь прочий мир состоит из безумцев. Не отводя взгляда от глаз Женни, он проговорил, понижая голос:

— Женщина, женщина, Зла не существует! Вы сами его создаёте, вы сами наделяете его злым могуществом, ибо вы боитесь его, ибо вы признаёте, что оно есть! Посмотрите на двух этих женщин — они уже не надеются. Все говорят: «Она…» Даже вы — вы тоже думаете — и сейчас едва не произнесли вслух: «Она…» Господи! Положи охрану устам моим и огради двери уст моих! О, бедная малютка, когда я здесь появился, вокруг неё была одна пустота, было одно Отрицание! А я говорю: она не больна! — Он выкрикнул эти слова с такой заразительной убеждённостью, что женщин словно пронзило током. — Она здорова! Только пусть мне никто не мешает!

С осторожностью фокусника он постепенно разжал пальцы и отскочил назад, освобождая руки и ноги девочки, и они покорно вытянулись на постели.