Семья Тибо.Том 1

Госпожа де Фонтанен была так растрогана, что не в состоянии была выговорить ни слова. Могла ли она когда-нибудь думать, что эта девочка станет ей вдруг так дорога? Она смотрела на неё с нежностью, которая была сладка ей самой и унимала собственную боль. Девочка была сейчас, возможно, не так хороша, как прежде; губы обметало лихорадкой; но глаза! Тёмные, серо-голубые, даже, пожалуй, слишком большие, слишком круглые… И какая честность, какое мужество в их ясном взгляде!

Когда к г‑же де Фонтанен вернулась способность улыбаться, она наклонилась к Николь:

— Моя дорогая, я тебя поняла, я уважаю твоё решение и обещаю тебе помочь. Но на первых порах поживи здесь у нас, тебе нужен отдых.

Она сказала «отдых», а взгляд говорил — «любовь». Николь это поняла, но не позволила себе растрогаться.

— Я буду работать, я не хочу никому быть в тягость.

— А если мама вернётся за тобой?

Ясный взгляд потемнел и сделался на удивление жёстким.

— Ну уж нет, ни за что! — хрипло выговорила она.

Госпожа де Фонтанен притворилась, что не слышит. Она сказала только:

— Я бы с радостью оставила тебя здесь… навсегда.

Девушка встала, пошатнулась и вдруг, соскользнув на пол, положила голову тётке на колени. Г‑жа де Фонтанен гладила её по щеке и думала о том, что нужно коснуться ещё некоторых вопросов.

— Ты насмотрелась, моя девочка, такого, чего в твоём возрасте видеть не следует… — решилась она наконец.

Николь хотела выпрямиться, но тётка ей не дала. Она не хотела, чтобы та увидела, как она покраснела. Прижимая лоб девочки к своему колену и рассеянно наматывая на палец светлую прядь, она подыскивала слова:

— Ты уже о многом догадываешься… О таком, что должно оставаться… тайным… Понимаешь меня?

Она наклонилась к Николь и заглянула ей в глаза; там вспыхнули искры.

— О тётя Тереза, вы можете быть спокойны… Никому… Никому! Всё равно бы никто не понял, все стали бы маму обвинять.

Она хотела скрыть от людей поведение матери — почти так же, как г‑жа де Фонтанен пыталась скрывать поведение Жерома от своих детей. Они неожиданно становились сообщниками. Это стало ясно, когда Николь, на мгновенье задумавшись, подняла к ней оживившееся лицо:

— Послушайте, тётя Тереза. Вот что мы должны им сказать: маме пришлось самой зарабатывать себе на жизнь, и она нашла выгодное место за границей. В Англии, например… Такое место, что неудобно было взять меня с собой… Погодите… ну, скажем, место учительницы. — И прибавила с детской улыбкой: — А раз мама уехала, никто не удивится, что я такая грустная, правда?

VII

Старый франт снизу выехал пятнадцатого апреля.

Утром шестнадцатого мадемуазель де Вез, предшествуемая двумя горничными, консьержкой г‑жой Фрюлинг и подсобным рабочим, вступила во владение холостяцкой квартирой. Старый франт стяжал себе в доме не слишком добрую славу, и Мадемуазель, стягивая на груди чёрную шерстяную накидку, до тех пор не переступала порога, пока не были распахнуты настежь все окна. И только тогда вошла она в прихожую, обежала, семеня, все комнаты, потом, не очень-то успокоенная беспорочной наготою стен, затеяла такую уборку, точно речь шла об изгнании нечистой силы.