Она круто повернулась. На миг он задержал на ней взгляд: лицо у нее было красивое, пожалуй, чуть полное; вероятно, горе облагородило его, придав выражение какой-то сдержанности, зрелости; это понравилось Антуану. И невольно он подумал: "Бедная женщина! Но она мне понадобится".
— Вы мать? — спросил он.
Она покачала головой:
— Нет.
— Ах, так, тем лучше. — С этими словами он смочил марлю и, проворно расправив, положил на нос девочке. — Ну, а теперь станьте здесь и возьмите вот это, — проговорил он, передавая ей пузырек. — Когда я подам знак, смочите еще.
Запах хлороформа разнесся по всей комнате. Девочка застонала, несколько раз глубоко вздохнула и затихла.
Брошен последний взгляд: место боя расчищено; теперь только бы справиться с профессиональными трудностями. Решительный миг настал; тревожное чувство, охватившее было Антуана, развеялось как по волшебству. Он подошел к буфету, где врач уже почти закончил раскладывать на салфетке содержимое сумки. "А ну-ка, проверим, — подумал он, будто стараясь на несколько секунд все оттянуть. — Набор инструментов — так! Скальпель, пинцеты. Коробка с марлей, ватой — все тут! Спирт. Кофеин. Йод. И прочее. Все в порядке. Приступим!" И снова он почувствовал внутренний подъем: тут были и вдохновенная радость деяния, и безграничная вера в себя, и предельное напряжение всех жизненных сил, и, главное, — восторженное сознание своего вдруг обретенного величия.
Он поднял голову и заглянул в глаза молодому врачу, словно спрашивая: "Выстоите? Дело трудное. Вся ответственность на нас!"
Молодой врач и бровью не повел. Теперь он следил за всеми движениями Антуана с готовностью точно выполнить любой приказ. Он понимал, что операция — единственное средство спасения; сам он никогда бы на нее не решился, но с Антуаном все казалось ему возможным.
"Молодой коллега держится молодцом, мне просто везет, — подумал Антуан. — Ну что теперь? Таз. А к чему он? И так обойдемся". Он схватил флакон с йодной настойкой и облил себе руки до локтей.
— Теперь вы, — сказал он, передавая пузырек врачу, который с лихорадочной поспешностью протирал стекла пенсне.
В окне блеснула яркая молния, а вслед за ней раздался сильный удар грома.
"Рановато затрубили фанфары, — подумал Антуан. — Я даже скальпеля не успел в руки взять. А рыжеволосая и не вздрогнула. Гроза даст разрядку нервам и освежит воздух. Тут, под крышей, наверняка градусов тридцать пять". Он обложил ногу марлей, ограничив операционное поле. И перевел глаза на молодую женщину:
— Несколько капель хлороформа. Довольно. Хорошо.
"Повинуется, как солдат под пулями, — подумал он. — Какие бывают женщины!" Не спуская зоркого взгляда с маленького опухшего бедра, он проглотил слюну и поднял руку со скальпелем:
— Начали.
Одним точным движением он сделал разрез.
— Тампон! — приказал он врачу, который стоял, склонившись, рядом с ним.
"Какая худенькая, — подумал он. — Сейчас доберемся до нужного места… Смотри-ка, моя Дедетта похрапывает. Так. Поторопимся. А теперь крючки…"
— Давайте, — шепнул он доктору.
Молодой врач отбросил тампоны, пропитанные кровью, взял крючки и стал оттягивать края раны.
Антуан на миг застыл в раздумье. "Хорошо. А где зонд? Вот он. Введем в гунтеров канал. Лигатура будет классическая; все идет отлично. Бух! Снова молния. Ударила где-то близко. У Лувра. А может быть, "у этих господ из церкви святого Роха", пожалуй, что и так…" Он был совершенно спокоен; его больше не тревожили ни девочка, ни ее неминуемая смерть. С какой-то беспечностью раздумывал он о "лигатуре бедренной артерии в гунтеровом канале".
"Бух! Еще удар. А дождя почти нет. Задыхаешься от духоты. Артерия поражена на уровне перелома; прорвало краем кости; проще простого! Однако крови у нее маловато… — Взгляд на девочку. — Гм… Поспешим! Проще простого, — но от этого умирают… Зажим, хорошо. Еще зажим, так. Бух! Как надоела эта молния — дешевый эффект… У меня в запасе только тонкий шелк что поделаешь". Он разбил трубочку и, вынув моток, наложил по одному шву около каждого зажима. "Превосходно. Скоро и конец. Можно обойтись и одним коллатеральным кровообращением, тем паче в этом возрасте. Нет, удивительный я человечина! Неужели же я проглядел свое настоящее призвание? У меня были все данные, чтобы стать хирургом, и хирургом незаурядным…" Гроза удалялась, и в тишине между двумя раскатами грома слышно было, как лязгают ножницы, срезая кончики хирургических ниток. "Да, все данные: глазомер, выдержка, энергия, ловкость…" Но тут он насторожился и вдруг побледнел.
— Вот черт, — произнес он вполголоса.
Ребенок не дышал.
Рывком он отстранил женщину, сорвал марлю, покрывавшую личико маленькой пациентки, и прильнул ухом к ее сердцу. Врач и молодая женщина неотрывно смотрели на Антуана, — они ждали.
— Нет! Пока еще дышит, — негромко сказал он.
Он взял ее ручонку, но пульс бился так учащенно, что невозможно было сосчитать удары.